Купол инвалидов - [2]

, но только если он будет продолжать так ходить за мной следом, как же я вернусь к себе домой!..

Куда его поместить?

Естественно, что он произведет серьезные разрушения на улицах, где будет проходить; впрочем, я мог бы провести его и по набережным, стараясь держаться ближе к реке. А если покрикивать: «Сторонись!» — то каждый уберется с дороги; но вот если бы ему пришло в голову зайти ко мне, его прикосновение опрокинуло бы дом, где я живу. Сколько бы потребовал с меня хозяин за причиненный убыток! Дом его не застрахован от куполов. Потом, если я его уведу в Лондон или в Берлин, сколько разрушений по пути — у него же нет своей собственной дороги.

— Боже! До чего собор Инвалидов забавен без купола! — воскликнул я.

При этих словах несколько человек, находившихся тут же, подняли глаза на церковь и рассмеялись.

Кое-кто говорил:

— Да что это с ним сталось?

— Я уверен, что во всем Париже переполох!

И тут услышал я гул, вопли, — можно было подумать, что надвигается конец света.

— Ага! Вот они, разорались по своему куполу!

Они были совершенно правы, купол Инвалидов — одно из лучших архитектурных сооружений Парижа, а с того момента, как ему пришла в голову фантазия, довольно редкая у куполов, сделаться моей собственностью, я любовался им с восхищением. Он сверкал под лучами солнца, словно покрытый драгоценными камнями; его лазурь явственно вырисовызалась на лазури неба, и фонарь его, такой изящный, такой удивительно стройный и легкий, казалось открывал мне новые красоты, которых я никогда раньше не замечал. На нем были и обветшалые места, с которых сошла позолота, так что проглядывал свинцовый остов, я же не был достаточно богат, чтобы восстановить его царственный блеск.

Я как-то видел в окрестностях Немура одного крестьянина, который обладал редкой способностью зачаровывать пчел и заставлять их, не жаля его, повсюду за ним следовать. Он их король: свистнет — они летят к нему, прикажет им улетать — они отправляются восвояси. Быть может, я достиг в жизни такого нравственного развития, такой сверхъестественной власти, что приобрел способность привлекать к себе соборы. И тогда я подумал, что в интересах Франции надо было бы оставить этот купол на его месте и отправиться путешествовать по Европе, задавшись целью — привести в Париж ряд знаменитых соборов, храмы Востока, храмы Италии и наиболее красивые соборные колокольни.

Какая слава! Что там всякие Паганини, Россини, Кювье, Кановы, Гете!

Уже чувствовал я в своей власти величайшую из вер, ту веру, о которой говорил Христос, ту безграничную волю, которая движет горами, могущество, позволяющее упразднять законы пространства и времени, как вдруг увидел, что с улицы Сен-Доминик самой крупной рысью, доступной казенным лошадям, выехал кабриолет.

— Осторожнее! — закричал я. — Не налетите на купол!

Возница не услышал меня: он погнал свою лошадь в самую середину купола; я громко вскрикнул — бедный купол, не имея возможности податься в сторону, разбился на тысячу мелких кусков; я же был жестоко обрызган грязью. Потом, когда проклятый кабриолет проехал, я увидел, как упрямый купол, по которому пробежала мелкая рябь морщин, стал снова на свой шпиль, камни начали прилаживаться один к другому, мало-помалу появились красивые золотые полосы, и я машинально вытер себе лицо, так как в этот миг ко мне вернулась моя внешняя оболочка и я оказался возле Дворца Инвалидов, перед лужей, где отражался огромный купол.

Я, кажется, был пьян.

Чертова фисгармония! Действует же на нервы.