Куплю чужое лицо - [51]

Я сказал «добрый вечер». Тем, прежним голосом, с тем же тембром, с той же интонацией… Как в старой телепередаче, где еще не старый Михаил Державин в кабачке «13 стульев» начинал вечер доброго юмора с одной и той же фразы, сказанной так и не иначе…

А мой юмор, похоже, был странным.

Татьяна вздрогнула. Все та же Таня, только слегка подобревшая.

– Добрый вечер, – ответила она и пристально посмотрела мне в глаза.

Глаза мои, конечно, были прежними. Единственное, что осталось. На какое-то мгновение она растерялась, потом как будто обиделась на странный розыгрыш. Только один человек в мире мог именно так произнести «добрый вечер» – Володя Раевский. И никто другой.

– Как всегда, – просто сказал я. – Бутылку «Департаментской», «Глаза с сосисками», зеленый горошек, ветчины грамм сто пятьдесят и стакан томатного сока.

Татьяна, однако, взяла себя в руки, пошла на кухню выполнять заказ.

Мои бывшие товарищи тихо чокались рюмками и еще тише разговаривали. На меня даже не глянули.

Татьяна принесла водку, тарелки с яичницей и сосисками, горошком, ветчину, томатный сок.

– У вас глаза, как миндаль. А по цвету – оливки, – сказал я. – Странно вас видеть среди московских снегов. Вы должны были родиться на Юге. Где-нибудь в Италии…

Татьяна порывисто вздохнула.

– Мне уже такое говорили. Слово в слово. Вы чем-то похожи на него…

– На кого?

– Он умер…

– Жаль.

– Вы раньше бывали у нас?

– Первый раз.

– Я почему-то боюсь вас, – откровенно сказала Татьяна. – Берите ваш заказ. Приятного аппетита.

– Почему боитесь? Разве я дал хоть малейший повод? – Я постарался улыбнуться как можно шире. На женщин это действует.

Татьяна зябко повела плечами и запахнула на груди платок, которым укрывала плечи.

«Может, попытаться соблазнить ее?» – подумал без энтузиазма.

– У вас просто голос так сильно похож… Как будто с того света.

– Да нет, я вполне живой. Потрогайте мою руку, она теплая.

Но Татьяна наотрез отказалась. Вот и соблазни…

– А знаете ли вы, что такое реинкарнация?

– Нет.

– Мне что – теперь всю жизнь с клеймом покойника ходить? – обиженно спросил я.

Она промолчала.

Я до белков закатил глаза и, забрав поднос с заказом, сел за свободный столик.

Через полчаса я расправился с водкой, и мне стало еще грустней.

Мои бывшие коллеги уже не шушукались, а, разделившись попарно, что-то рьяно обсуждали. Судя по обрывкам разговоров, старина Ходжаев и «полицейский интеллигент» Арестов «мыли кости» департаментским женщинам, а Кондрашов и Петрович, склонившись над недоеденной сосиской, планировали какую-то пропагандистскую акцию против акул капитализма.

Я заказал еще бутылку водки и на оставшиеся деньги – колбасы и ветчины.

Наверное, я слишком навязчиво пялился на ребят, потому что Нури Ахмедович вдруг сурово спросил:

– Вы что-то хотели?

– Хотел пригласить вас к себе за столик! – предложил я.

– Спасибо, но у нас свой разговор, – тут же отказался Нури.

– Я от чистого сердца, – сказал я. – Понимаете, я тоже служил в налоговой полиции, потом уволился в связи с переходом на новую работу. Просто думаю, зайду, может, знакомых встречу. И вот никого не встретил…

Все замолчали и с явной досадой ждали, когда я закончу.

– Спасибо, мы в состоянии сами заказать себе, – перебил меня Арестов. – Тем более, если вы служили в налоговой полиции, должны понимать, у нас не приняты пьяные знакомства.

Ах, Паша, Паша, раньше ты не был таким заносчивым занудой. Хрен с вами, обойдусь.

– Извините, ради бога, – сказал я. – Мне вовсе не хотелось вас обидеть.

– Кто вам сказал, что мы обиделись? – резко спросил Арестов.

Коля положил ему руку на плечо:

– Паша, все нормально. Товарищу просто не с кем выпить, оставь его.

– Ребята, извиняюсь, только один вопрос. Вы знали такого – Раевского?

– Ну, знали, а что? – отозвался Нури.

– Я его друг.

– Он работал у нас полтора года…

– Не скажете, как его можно найти?

– Насколько мне известно, он умер, – равнодушно ответил Нури.

(Всегда я тебе был поперек горла!)

– Когда?! – попытался я вложить всю силу скорби. Но получилось всего лишь некое гортанное подобие вопля. Я устал скорбеть по собственной кончине.

– Когда – не помнишь? – с досадой спросил Нури у Паши.

– Где-то полтора года назад, – сказал он, наморщив лоб.

– 23 декабря 2001 года! – раздался голос за нашими спинами.

Оказывается, Татьяна слышала наш разговор. Буквально через минуту она достала откуда-то газету с моим некрологом и протянула ее мне. Она до сих пор не могла забыть Раевского! Неужели я давал ей какие-то надежды?

Я впился в пожелтевшую страницу газеты «Человек и Закон». Как давно я писал эти строки…

– Бедный Вовка, бедный Вовка! – запричитал я, обхватив голову ладонями. – Умереть в расцвете сил! Пройти Афган, Абхазию, Таджикистан и найти свою смерть в Москве… Отчего он умер? Как это случилось? – резко спросил я, как бы намекая, что господа из налоговой полиции не уберегли славного товарища.

– Он работал у нас недолго. А уволили мы его, если хотите знать, за связи, порочащие офицера налоговой полиции. Он вечно якшался с уголовниками, работал в охране криминальных банков. Вот и умер в расцвете сил. Предатели на земле долго не живут.

– Он сам уволился и никогда не был предателем! – вскипел я. – А ты, Нури, всякий раз подставлял его, опасаясь за свою шкуру!