Купленная невеста - [11]
— Больно мнѣ нужна воля ваша! Зачѣмъ мнѣ она?
— Ну, хорошо, хорошо, но перебивай!
Павелъ Борисовичъ задумался, потянулъ изъ трубки, но она погасла уже. Онъ молча протянулъ ее казачку.
— Спитъ Ванька-то, — засмѣялся кучеръ.
Казачокъ присѣлъ на ручку дивана и крѣпко спалъ, свѣсивъ голову.
Баринъ протяжно свистнулъ, и на зовъ этотъ вошелъ Порфирій, а казачокъ вздрогнулъ и проснулся.
— Полсотни ему! — крикнулъ Павелъ Борисовичъ, указывая на казачка.
Мальчикъ, взятый Порфиріемъ за руку, всхлипнулъ.
— Сотню! — мрачно проговорилъ баринъ и закурилъ трубку при помощи Скворчика.
Порфирій съ казачкомъ удалился.
— Большое, важное дѣло, Скворчикъ, — продолжалъ Павелъ Борисовичъ. — Хочу я, Скворчикъ, барыню одну увезти...
— Что-жь, сударь, можно. Дѣло бывалое.
— Бывалое!.. Увозили съ согласія, по доброй волѣ, а тутъ не такъ. Тутъ выкрасть надо.
— И крадывали. Изволите помнить огородникову то дочку?
— Сравнилъ, дуракъ! То огородникова дочка, а то...
Павелъ Борисовичъ не договорилъ.
— А то супруга господина помѣщика Коровайцева, — смѣясь, договорилъ за него Скворчикъ.
Павелъ Борисовичъ такъ и воспрянулъ.
— А ты почемъ знаешъ? Тебѣ кто сказалъ! — воскликнулъ онъ.
— Самъ догадался, сударь, — продолжая смѣяться, отвѣтилъ Скворчикъ. — Нешто трудно и догадаться? Сразу было можно, потому такой красавицы барыни нѣтъ другой, да и не было.
— Хороша? — восторженно улыбаясь, спросилъ Павелъ Борисовичъ и подошелъ къ Скворчику, положилъ ему обѣ руки на плечи, швырнувъ трубку. —Хороша?
Влюбленные любятъ говорить о предметѣ своей страсти съ кѣмъ бы то ни было и любятъ, когда другіе восторгаются ихъ красавицей.
— Да ужь прямо надо говорить, что королева, вродѣ Миликтрисы Кирибитьевны[5], — отвѣтилъ Скворчикъ, закрылъ глаза, поднялъ плечи и развелъ руками. — Уму помраченіе!.. Вышла это какъ то ко мнѣ въ людскую, стаканчикъ водки принесла. Держитъ это стаканчикъ въ бѣлой рученькѣ своей, подаетъ мнѣ, а я какъ глянулъ на нее, такъ ажъ холодокъ по спинѣ пошелъ!.. „Выпей, говоритъ, любезный, озябъ, ты“. Рѣчь это у нея словно рѣченька льется, очи такъ и гладятъ тебя по душѣ... Ну, ужь и барыня, ужь и красавица!
— Молчи ты, чортъ, не дразни меня! — крикнулъ Павелъ Борисовичъ, хватаясь за голову. — Увеземъ ее, Скворчикъ, а?
— Что-жь, Павелъ Борисовичъ, можно.
— Можно?
— Дляче нельзя то? Дворня у нихъ малая, деревня далеко; ежели въ пятеромъ, либо въ шестеромъ нагрянуть, а сперва челядь ихнюю подпоить, такъ вотъ какъ умчимъ!
Павелъ Борисовичъ большими шагами ходилъ по кабинету. Остановившись передъ Скворчикомъ, онъ долго смотрѣлъ на него, что то обдумывая, потомъ махнулъ рукою и рѣшительно проговорилъ:
— Увезу!... Тамъ что будетъ, а безъ нея я жить не могу. Слушай, Скворчикъ: сейчасъ пріѣдетъ сюда Аркадій Николаевичъ Черемисовъ; онъ согласился помогать мнѣ, чтобы самого меня въ этомъ дѣлѣ не было, чтобы слѣды запутать, и ты будешь дѣло дѣлать съ нимъ, его и слушайся. Отбери изъ ребятъ кого тебѣ надо, и чтобы Коровайцева барыня была черезъ недѣлю у меня въ Лаврикахъ. Понялъ? Добудешь — проси чего надо, все сдѣлаю. Сплошаешь, либо продашь — запорю на смерть. Пить все это время не смѣй...
— Стаканчикъ другой, чай, можно? — фамильярно спросилъ Скворчикъ, подмигивая.
— Пьянымъ чтобы не быть, а то хоть ведро пей. Лошади, люди — все въ твоемъ распоряженіи, а ты въ распоряженіи Аркадія Николаевича. Помни, Скворчикъ, что всѣмъ награжу, первымъ человѣкомъ у меня будешь, а пожелаешь на волю, хоть въ тотъ-же часъ.
— На што мнѣ воля ваша, сударь? Въ первую же недѣлю сопьюсь я и гдѣ-нибудь подъ заборомъ издохну. Мнѣ вольнѣй вашей воли не нажить, а пороть-то меня и на волѣ будутъ, еще, пожалуй, и къ палачу на кобылу съ этою волей попадешь при моемъ то карактерѣ.
— Ну, это какъ знаешь, я только говорю тебѣ.
По комнатамъ раздались звуки звенящихъ шпоръ и сабли, и въ кабинетъ вошелъ гусаръ Черемисовъ, первый другъ и пріятель Скосырева. Лихой гусаръ былъ немного пьянъ; не снимая заломленнаго на бокъ кивера, разпространяя вокругъ запахъ вина и табачнаго дыма, звеня и гремя, вошелъ онъ и бросился на диванъ.
— Ну, братъ Скосыревъ, пьемъ мы здѣсь славно, а все же скучно у васъ, въ Москвѣ, чортъ ее возьми! То-ли дѣло у насъ въ Польшѣ — восторгъ! Какія попойки бывали, какія красавицы есть... Ахъ, Скосыревъ, Скосыревъ, какія тамъ есть красавицы!... Есть и здѣсь да чортъ ли въ нихъ толку? Чопорныя, холодныя, маменекъ боятся, а тамъ, братъ, любая хоть въ огонь, хоть въ воду, коли полюбитъ! Да и безъ своихъ скучно стало, по эскадрону тоскую.
„Ради Бога, трубку дай,
Ставь бутылки передъ нами,
Всѣхъ наѣздниковъ сзывай
Съ закручеными усами,
Чтобы хоромъ здѣсь ремѣлъ
Эскадронъ гусаръ летучихъ,
Чтобъ до неба возлеталъ
Я на ихъ рукахъ могучихъ..,[6]
А и вправду, Скосыревъ, прикажи подать хоть вина да трубку, ежели ужь эскадроннаго хора здѣсь нѣтъ.
— И хоръ найдемъ, Черемисовъ, — улыбнулся Павелъ Борисовичъ. — Гусаровъ нѣтъ, да за то есть такія у меня пѣвицы, что пальчики оближешь!
Онъ приказалъ подать вина, трубки и принялся разсказывать Черемисову о своемъ желаніи похитить Катерину Андреевну Коровайцеву, прося гусара помочь.
— Да вѣдь сказалъ, что увезу, ну, и увезу, — отвѣтилъ Черемисовъ. — Ты меня отъ смерти спасъ... Лучше чѣмъ отъ смерти, — отъ позора. Какъ проигралъ я тогда въ Варшавѣ и всѣ мои деньги, и казенныхъ сорокъ тысячъ, такъ мнѣ никто не хотѣлъ помочь, одинъ ты протянулъ руку, и зная то меня въ ту пору очень мало. Я этого никогда не забуду, Скосыревъ, никогда! Не будь тебя, лежалъ бы я гдѣ нибудь въ лѣсу, зарытый, какъ собака, самоубійца, казнокрадъ.
Когда-то купец Осипов отказал от дома дочери Анне, вышедшей замуж против его воли, и даже рождение внука не смягчило сердце купца. Но после смерти мужа жена его с трепетом ждет возвращения блудной дочери, а особенного горячо любимого, хоть и заочно, внука. Вот только мальчик-то давно умер, а у Анны растет незаконнорожденная дочь Вера. Что же им делать, ведь бабушка ждет законного наследника, а не незаконную внучку?…
Восемнадцатый век. Казнь царевича Алексея. Реформы Петра Первого. Правление Екатерины Первой. Давно ли это было? А они – главные герои сего повествования обыкновенные люди, родившиеся в то время. Никто из них не знал, что их ждет. Они просто стремились к счастью, любви, и конечно же в их жизни не обошлось без человеческих ошибок и слабостей.
Они вдохновляли поэтов и романистов, которые их любили или ненавидели – до такой степени, что эту любовь или ненависть оказывалось невозможным удержать в сердце. Ее непременно нужно было сделать общим достоянием! Так, миллионы читателей узнали, страсть к какой красавице сводила с ума Достоевского, кого ревновал Пушкин, чей первый бал столь любовно описывает Толстой… Тайна муз великих манит и не дает покоя. Наташа Ростова, Татьяна Ларина, Настасья Филипповна, Маргарита – о тех, кто создал эти образы, и их возлюбленных читайте в исторических новеллах Елены Арсеньевой…
Ревнует – значит, любит. Так считалось во все времена. Ревновали короли, королевы и их фавориты. Поэты испытывали жгучие муки ревности по отношению к своим музам, терзались ею знаменитые актрисы и их поклонники. Александр Пушкин и роковая Идалия Полетика, знаменитая Анна Австрийская, ее английский возлюбленный и происки французского кардинала, Петр Первый и Мария Гамильтон… Кого-то из них роковая страсть доводила до преступлений – страшных, непростительных, кровавых. Есть ли этому оправдание? Или главное – любовь, а потому все, что связано с ней, свято?
Эпатаж – их жизненное кредо, яркие незабываемые эмоции – отрада для сердца, скандал – единственно возможный способ существования! Для этих неординарных дам не было запретов в любви, они презирали условности, смеялись над общественной моралью, их совесть жила по собственным законам. Их ненавидели – и боготворили, презирали – и превозносили до небес. О жизни гениальной Софьи Ковалевской, несгибаемой Александры Коллонтай, хитроумной Соньки Золотой Ручки и других женщин, известных своей скандальной репутацией, читайте в исторических новеллах Елены Арсеньевой…
Историк по образованию, американская писательница Патриция Кемден разворачивает действие своего любовного романа в Европе начала XVIII века. Овдовевшая фламандская красавица Катье де Сен-Бенуа всю свою любовь сосредоточила на маленьком сыне. Но он живет лишь благодаря лекарству, которое умеет делать турок Эль-Мюзир, любовник ее сестры Лиз Д'Ажене. Английский полковник Бекет Торн намерен отомстить турку, в плену у которого провел долгие семь лет, и надеется, что Катье поможет ему в этом. Катье находится под обаянием неотразимого англичанина, но что станет с сыном, если погибнет Эль-Мюзир? Долг и чувство вступают в поединок, исход которого предугадать невозможно...
Желая вернуть себе трон предков, выросшая в изгнании принцесса обращается с просьбой о помощи к разочарованному в жизни принцу, с которым была когда-то помолвлена. Но отражать колкости этого мужчины столь же сложно, как и сопротивляться его обаянию…