Купчино, бастарды с севера - [9]

— И для недоверия «дозорных» существуют веские основания?

— Существуют, понятное дело. Зачем и чего скрывать? Общеизвестно, что зачастую наши Власти проявляют в отношении закоренелых преступников ничем неоправданный и мягкотелый либерализм. Убийство? Пять лет в колонии общего режима. Изнасилование? Трёха… Им-то что? Я имею в виду зажравшуюся и обнаглевшую в корягу российскую бизнес-политическую элиту. И они, и их обожаемые детки, да и все близкие родственники живут сугубо в престижных городских районах и трущоб — без надёжной охраны — никогда не посещают. То бишь, не сталкиваются они — нос к носу — с отбросами общества человеческого. Для богатых и упакованных россиян все кровавые и мерзкие преступления — виртуальны. Мол: — «Слышали, конечно, но лично никогда не сталкивались…». В такой ситуации очень легко быть добрым, либеральным и милосердным. Даже смертную казнь, так их всех и растак, умудрились отменить… А сколько преступников по-простому откупается, заслав иностранные денежные знаки прокурорам, следователям и судьям? Да, считай, каждый второй, мать его! Бред законченный… Как говорится, сытый голодному не товарищ, а вальяжный барин никогда не проникнется проблемами и нуждами голодного холопа… Вот, примерно такую нестандартную идеологию и исповедует Дозор, верша противозаконный самосуд. То бишь, прикрываясь ею, вершит…

— Принеси, любезный, ещё водки, — велел проходящему мимо их столика официанту Тощий бастард. — Грамм, пожалуй, четыреста. Только побыстрей. Типа — одна нога там, а другая уже здесь. Закуска? Пока не надо. У нас ещё орешки не закончились… Наливай, Паша. Полней наливай… Ну, за полное и чёткое взаимопонимание?

— За него, Петрович.

— Ох, хороша водочка в «Капитанах»!

— Хороша. Спорить не буду…

— Значит, майор, не хочешь отрабатывать «дозорный» вариант? Мол, это легендарный питерский Дозор ликвидировал банду Пегого[1]?

— Не, — отрицательно замотал головой Сомов. — Не хочу.

— Почему? Говори, не стесняйся. Разговор-то у нас с тобой, Павел Сергеевич, насквозь неофициальный. Приватный, так сказать… Может, ещё по одной?

— Наливай!

— Вздрогнули?

— Ага…

— Так, собственно, почему?

— Почему не хочу отрабатывать «дозорный» след? — на всякий случай мысленно подбирая нужные слова, переспросил Пашка. — Во-первых, за Дозором, явно, стоит кто-то из сильных Мира сего. Ходят упорные слухи, что, мол, чуть ли не Сам, — картинно возвёл хмельные глаза к потолку. — Во-вторых, журналюги, корреспонденты и репортёры. Как только узнают, что мы «копаем» под Дозор, так тут же обложат — плотным кольцом — и моё отделение, и здание, где располагается ваше, Петрович, РУВД. Горячая и модная тема, мать их всех… Откуда узнают? Откуда-нибудь. Утечка информации — в наше грешное время — дело обыденное…

— Что, Павел Сергеевич, замолчал? — подпустил в голос сладко-приторного елея Тощий бастард. — Ведь, гадом буду, есть и — «в-третьих»? Считаешь, небось, что в противоправной деятельности Дозора присутствует и здравое зерно?

— Считаю. Причём, безусловно… Привожу конкретный и жизненный пример. Три двадцатипятилетних парня, имеющих прямое отношение к «золотой молодёжи», изнасиловали — по пьяной лавочке, понятное дело — скромную студентку-первокурсницу. Есть и многочисленные свидетели, и экспертиза ДНК однозначно подтверждает данный преступный акт. Но в дело вмешиваются высокопоставленные папаши насильников. Череда телефонных звонков — куда только можно. Ушлые адвокаты заносят щедрые взятки к следователям, прокурорам и судьям. Как результат — освобождение за недоказанностью. Мол, потерпевшая была махровой проституткой и заявила на фигурантов из бытовой мести, так была недовольна полученным гонораром за оказанные услуги… Окрылённые парни, полные сил на новые свершения, покидают СИЗО. А ещё через сутки-другие отправляются в морг, сражёнными меткими пулями «дозорных»… Лично я не вижу в этом ничего страшного, экстраординарного и фатального. Во-первых, уроды получили по заслугам. Во-вторых, справедливость восторжествовала. В-третьих, остальные потенциальные преступники поняли, что: — «Наказание за совершённое преступление — в любом случае — неотвратимо. Ибо, Дозор не дремлет…». В-четвёртых…

— Остановись, Пашенька, — разливая по рюмкам остатки водки, попросил Назаров. — Не продолжай. Я, честное слово, уже всё понял. Даже, более того, полностью солидарен с твоими мудрыми рассуждениями… Так как, родной, сможешь закрыть дело по убийству Пегого и двух его подельников, не считая собаки? Однозначно и по-тихому закрыть, я имею в виду? С одной стороны, это является злостным служебным преступлением. Мол, не проработав до конца все версии, закрыл дело об убийстве. А, с другой? Вот, и я говорю… Что конкретно говорю? Мол, философия — наука тонкая-тонкая. Тоньше не бывает. Созданная для людей мыслящих и мужественных… Так, собственно, как? Закроешь?

«Как хорошо, что я, морда запьянцовская, не успел рассказать про — „в-четвёртых“. Повезло на ровном месте», — хмельно обрадовался Сомов. — «Мол, главным купчинским „дозорным“ является мой закадычный школьный и армейский дружок Гришка Антонов. Портить лучшему другу жизнь гнилыми ментовскими разборками? Извините, пас. Лучше, уж, подам рапорт на увольнение…».