— Я думала о том, маг ты теперь или не маг. Вдруг твои способности навек утрачены?
— Вот только не говори мне этого! — взмолился Ули, — Пожалуйста, не надо! Пока нет уверенности, я хотя бы смогу думать, что потерял магию не навсегда. Потому что без неё Без неё и трава не такая зелёная, и небо не такое синее, и вода не такая мокрая. Она суть
всего в нашем мире! Самое страшное потерять суть. Эх, ну как тебе объяснить? Понимаешь, без магии я никто!
Виола с жалостью смотрела на юного мага. Или правильнее сказать «бывшего мага»? Действительно, если магия была для него всем, то ему сейчас хоть в петлю лезь. Но Всё равно в ближайшее время он не узнает так это или не так, а жить дальше как-то надо. Так почему бы не жить графом? Но сказать ему это напрямую? Да он тут у неё на глазах сойдёт с ума. Надо в обход.
Она похлопала Ули по плечу.
— Понимаю, тебе тяжело. Тебе кажется, что ты потерял самое дорогое для тебя в жизни. Но ты жив! Это самое важное. Пока жив ничто окончательно не потеряно. И потом, ты же пока не занешь точно: а вдруг твой дар так при тебе и остался? Пусть не такой сильный, поменьше, но ты мне вроде говорил, что потенциал у тебя был огромный? Ну, будет на треть меньше, но всё равно большой. Ты же молодой маг, растущий, а растущий организм легче всё переносит. Вон, на детворе всё заживает как на собаках. Твоё положение ещё может оказаться не таким плохим.
Подсунув ему эту утешительную теорию, Виола замолчала. Пусть прожуёт и проглотит. Глядишь, и сам дойдёт до мысли, что пересидеть время без магии лучше в родном доме, где ему не надо будет добывать себе кусок хлеба. А там графом станет, так ему, глядишь, понравится.
Графиня не самое большое зло в мире. Если она не дура, с ней можно договориться. А если дура тем более. Дуру всегда можно обвести вокруг пальца, надо только знать в чём её слабое место. Этот Ули не самый последний идиот, стоит только задать ему направление в каком мозгами раскинуть, а дальше он и сам додумается.
Но сейчас виконт Эгон о грустном ни размышлять, ни говорить не хотел, поэтому переключил своё внимание на Виолу и стал расспрашивать.
— А Тео правду сказал, что ты вдова?
Вилька устало кивнула. Ну вот, она ему о деле, а он к ней подъехать задумал. Ладно, сил-то у него пока нет, приставать не станет, а разговор не вода, подол не замочит. Только вот отвечать она собралась короткими, сухими «да» и «нет. Но на первый вопрос выдала:
— Правду.
— И твой муж погиб во время бандитского налёта на ваш обоз?
— Да, — вздохнула девушка.
— Ты всё потеряла?
Всё потеряла? Он не знает о чём говорит. Она, Виола, скорее нашла. Свободу. Жизнь сохранила, да и сумку со всем нужным захватила, а это тогда многого стоило. Ещё она спасла одного бестолкового мага и подружилась с таким замечательным человеком, как Теодор. Вот доберутся они до Эгона, получат награду, и начнётся у Виолы новая жизнь, в которой всё решать будет она сама.
Но на вопрос Ули лучше ответить:
— Да!
И тут он спросил:
— Ты любила своего мужа?
Что? Любила? Виола подняла на юношу глаза, полные упрёка и непонимания. Тот расценил это по-своему и смутился.
— Прости, таких вопросов не задают. Но ты мне так нравишься, Виола. Я хотел бы знать о тебе всё. Ну, хотя бы то, что можно. То, что тебе не тяжело рассказывать.
Уши хочешь погреть? Ну ладно, на тебе! И Виола пустилась рассказывать байки. Про то, как ещё в отчем доме собака с котом сговорились и воровали у матушки Вальтраут мясо прямо из котла. Про то, какие вкусные пончики печёт их соседка в Альтенбурге. Про то, как трудилась в лавке: покупатели бывают такие разные! Про то, как училась вести книги и как в возрасте тринадцати лет за руку поймала нечестного поставщика.
При этом она всё время прислушивалась не идёт ли Тео. Но тот как в воду канул.
Когда Вильке надоело травить байки, она запела. Ули давно заметил, что она всё время мурлычет себе под нос, но не прислушивался. А тут девушка запела в полный голос. Слух у неё был, пела она верно, да и голосок оказался небольшим, но очень приятным. Музыкальному от природы Ульриху обычно было нестерпимо слушать дурное пение соучеников, которые из десяти нот попадали максимум в три, а сейчас он наслаждался. По репертуару было заметно: Виола горожанка. Никаких тягучих деревенских застольных. Популярные песни знаменитых бардов и менестрелей, арии из комических опер и, что ему показалось особенно забавным, детские песенки. Так что желание девушки развлечь и отвлечь его от грустных мыслей Эгон оценил по достоинству.
А Виола запела потому, что воспоминания будили следующие воспоминания и она была уже готова сорваться, зарыдать и опозориться перед юным виконтом. Этого нельзя было допустить и она перевела тему, сказав: „Я очень люблю одну песню…“ А после этого к разговору она уже не возвращалась. Песен она знала множество и не только гремонских. В Альтенбурге часто выступали барды со всей Девятки, а она готова была потратить сэкономленные гасты чтобы их послушать. Да и отец любил музыку, регулярно таскал семейство в оперу несмотря на ворчанье Вальтраут. Только Пропп Его и тихое мурлыканье себе под нос раздражало.