Кумир - [174]

Аморальность, которая поражает высшие учреждения нашей страны,— болезнь заразная и опасная. Она поражает не только нашу внешнюю политику — она поражает и заставляет болеть самое сердце американского народа. Мы были настолько самонадеянны? Или мы были настолько слепы? Неужели мы думали, что нам удастся распространить инфекцию по всему остальному миру, а самим остаться невосприимчивыми к ней? — Он смотрел прямо в телекамеры, прямо в глаза миллионам людей по всей стране.— Что сталось с нашими идеалами, Америка? С нашими непререкаемыми истинами? С нашей мечтой? — Он сделал паузу, и обвинение повисло в тишине. Тогда он понизил голос и продолжал:— На унизительные фотографии, сегодня опубликованные, смотреть стыдно. Но я призываю вас пристально посмотреть на них другими глазами и увидеть там нечто совсем иное. Вглядитесь внимательно в лицо женщины на этих фотографиях, и вспомните, что она была девочкой, крещенной во Христе, героической медсестрой, что лечила больных и раненых в темных, смрадных джунглях Центральной Америки. Она вернулась домой молодой девушкой с четким представлением, какую роль должна играть наша страна в этом полушарии. Эта женщина сделала свой вклад. И мечтала о лучшем мире. И верила, что он может быть достигнут.— Он встряхнул головой.— И еще… когда вы смотрите на лицо девушки на этих страшных фотографиях, вы видите лишь смущение и отчаяние. Потому что в душе у нее под видимостью успехов и достижений жила мука. Как и у всей страны. Она, эта девушка, как и мы, как вся нация, потеряла связь с нашими идеалами. Вглядитесь в эти страшные фотографии, и вы поймете это — предупреждение.

Позади темного козырька кабины диктора в конце студии, в холодном полумраке стен, обитых звукопоглощающим материалом, застыла фигура. Это мог быть молодой парень с коротко стриженными белокурыми волосами, в поношенной, чересчур широкой армейской форме. Но то была Салли Крэйн.

Ее рука методично скользила по ремню карабина и устанавливала оптический прицел на отметке пятьдесят метров. Затем полуоткрыла казенную часть ружья. Между стальными челюстями карабина желтым золотом сверкали и переливались патроны.

Миртл разделила документы на две части — одна для Манкузо, другая в скоросшиватель. Затем перелистала календарь на своем столе, подсчитывая недели. Манкузо заглядывал ей через плечо.

— Теперь вот что,— сказала она.— Ваш первый пенсионный чек придет по почте 8 ноября… Нет, 9 ноября. Восьмое — День выборов президента.

Он улыбнулся иронии ситуации.

— Вы собираетесь голосовать в этом году, Джо?

— Я уже проголосовал,— ответил Манкузо.

Стив Чэндлер начинал беспокоиться. Фэллон заканчивал, а кресло в пресс-галерее сената оставалось пустым. Он связался по прямой телелинии с ведущим.

Человек на экране покачал головой и развел руками. Тут он внезапно повернулся на звук захлопнувшейся двери и раздраженные голоса — они оставались за кадром.

— Что там, черт побери? — спросил Чэндлер.— Камера один, покажите мне.

Камера отъехала вправо, и в тени, за освещенными стойками и техникой, он увидел группу вооруженных людей в форме полицейских. Они входили в студию. Прямая телелиния дала возможность Чэндлеру услышать спор одного из копов с ведущим.

— Где она? — требовал полицейский.

— Проклятие,— задыхаясь, пробормотал Чэндлер.

— Говорю вам, приятель,— объяснял ведущий,— нет ее здесь.

— Нас предупредили по телефону, что вы ее ждете.— Он ступил в полосу яркого света, заморгал, прикрыл глаза и оглядел комнату.— Эй вы,— сказал он в камеру,— есть тут…— он взглянул на клочок бумаги в руках,— Стив Чэндлер?

Чэндлер нажал кнопку, и его голос пророкотал в зале:

— Я Стив Чэндлер.

— А я лейтенант Дрисколл из полиции округа Колумбия. Идите сюда, мистер. Мне надо с вами поговорить.

— Я в Нью-Йорке.

— Врете.

— Можете не сомневаться, что я именно в Нью-Йорке. А теперь продолжайте. Говорите. И я надеюсь, ордер у вас с собой.

— У меня есть ордер на арест Салли Крэйн за убийство. А теперь, мистер, если вы знаете, где она, говорите.

— … убийство? — задохнулся Стив Чэндлер.

— Одного парня по имени Картер. Отпечатки ее пальцев обнаружены на его теле.

— Салли Крэйн… убила Томми Картера?

— Она вонзила ему в затылок отвертку. А теперь, если знаете, где она, признавайтесь!

Стив Чэндлер прикрыл рот рукой, чтобы удержать тошноту. Потом отбросил наушники и пулей вылетел в холл. Едва он оказался там, его вырвало.

Терри Фэллон опустил глаза.

— Я должен признаться вам,— сказал он, и журналисты заерзали.— Я знал кое-что о прошлом Салли Крэйн, когда стал сенатором. Я знал, что она была идеалистически настроенной молодой женщиной, пришедшей в этот мир полной надежд. Но вместо того чтобы обрести любовь и честь, она попусту растратила часть своей чистой души. Я знал, что она грешила. Я знал, что она страдала. Но более всего знал, что ничего она так не жаждет, нежели искупить свои грехи. Я верю в отпущение грехов. А кто среди вас не верит? — Терри сделал паузу и проникновенно посмотрел на лица сидящих перед ним мужчин и женщин. Больше они не сердились. Теперь каждый из этих людей чувствовал себя кающимся грешником наедине со своими мыслями.— Те, кто находится у власти, и вы, пресса, знаете лучше, чем кто-либо, что мир балансирует на краю темной пропасти. И все, что может еще спасти нацию, что не позволит снести ее в водоворот,— это упорство, с которым мы держимся за наши идеалы.