Кумаонские людоеды - [3]

Из двух кумаонских леопардов-людоедов, которые убили 525 человек, один появился после вспышки холеры, а другой — после эпидемии таинственной болезни, которая обрушилась на Индию в 1918 г. и получила название «военной лихорадки».

ЧАМПАВАТСКИЙ ЛЮДОЕД

Я был на охоте в Малани с Эдди Наульсом, когда впервые услышал о тигре, впоследствии получившем официальное наименование чампаватского людоеда.

Эдди, которого долго еще будут вспоминать в нашей провинции как охотника «par excellence»[4] и автора неиссякаемого запаса охотничьих рассказов, был одним из немногочисленных счастливцев, которым всегда везет в жизни. Ружье его было несравненным по точности и силе боя; один из его братьев слыл первым ружейным стрелком в Индии, второй — лучшим игроком в теннис в индийской армии. Поэтому, когда Эдди сказал мне, что его молочный брат, «лучший шикари[5] в мире», был командирован правительством, чтобы застрелить чампаватского людоеда, я был совершенно уверен, что деятельности людоеда будет скоро положен конец.

По каким-то непонятным причинам тигр все же не был убит и доставлял много хлопот еще четыре года спустя, во время моего посещения Найни-Тал. Были назначены премии, посланы шикари и даже команды гурков[6] из гарнизона в Алмора. Несмотря на все эти меры, число человеческих жертв продолжало возрастать.

Тигрица (впоследствии выяснилось, что это была именно тигрица) появилась в Кумаоне[7] из Непала уже вполне сложившимся людоедом. Оттуда ее прогнал целый отряд непальцев, после того как она унесла 200 человеческих жизней. В течение четырех лет в Кумаоне она добавила к этому числу еще 234 человека.

Так обстояли дела вскоре после моего приезда в Найни-Тал, где я встретил Бертауда. Бертауд был тогда заместителем уездного комиссара и пользовался всеобщей любовью и уважением. Поэтому неудивительно, что когда он сообщил мне о страхе, внушаемом людоедом населению уезда, и о той тревоге, которую ему причиняли сложившиеся обстоятельства, я обещал выехать в Чампават немедленно после его сообщения о новой человеческой жертве.

Я поставил при этом два условия: отмену премии и удаление шикари и алморских солдат. Мотивы этих условий в сущности не требуют объяснения, так как всякий охотник поймет мое нежелание быть причисленным к категории охотников за премией и, так же как и я, не хочет быть случайно застреленным. Условия мои были приняты: неделю спустя рано утром Бертауд посетил меня и сообщил, что гонцы-скороходы принесли ему ночью известие о том, что тигр убил женщину в Пали, деревне между Деби-Дхура и Дунагхатом.

Рассчитывая на кратковременное пребывание там, я нанял шесть человек, которые должны были нести мой багаж и снаряжение. Выступив после завтрака, мы в первый день прошли семнадцатимильный путь до Джари. Позавтракав следующим утром в Морнаула, мы заночевали в Деби-Дхура и прибыли в Пали на следующий вечер, через пять дней после гибели женщины.

Население деревни, примерно пятьдесят человек мужчин, женщин и детей, было объято ужасом. Хотя солнце стояло еще высоко, я застал всех жителей в домах за прочно закрытыми дверями. Только после того, как мои люди развели костер, и я сел выпить кружку чаю, двери стали тут и там открываться и начали появляться испуганные крестьяне.

Мне сказали, что в течение последних пяти дней никто не решался выйти за порог своего дома. Антисанитарное состояние двора, где я остановился, ясно подтверждало это. Люди говорили, что продовольствия не стало хватать и что им грозит голодная смерть, если тигр не будет уничтожен или удален из этого района.

То, что тигр все еще находился где-то по соседству, было очевидным. Последние три ночи рев слышали на дороге, ярдах в ста от домов, а в день моего прибытия тигра видели в нижнем конце деревни.

Староста уже приготовил мне комнату, но нас было восемь человек и единственная дверь открывалась в очень грязный двор. Я предпочел поэтому провести ночь под открытым небом.

После легкой закуски, которая должна была заменить мне обед, я, удостоверившись, что мои люди находятся в безопасности в закрытом помещении, занял пост на краю дороги, прислонившись спиной к дереву. Жители деревни рассказывали, что тигр обычно ходит по этой дороге. Было полнолуние, и я надеялся, что мне представится случай сделать удачный выстрел, если я увижу тигра раньше, чем он меня.

Много ночей мне пришлось проводить в джунглях, когда я подстерегал диких зверей. Но это была первая, когда я имел дело с тигром-людоедом. Дорога передо мной была залита ярким лунным светом, и нависшие над ней справа и слева деревья бросали большие тени. Ночной ветерок шевелил ветви, тени перемещались, и тогда мне казалось, что приближается целая дюжина тигров; я горько жалел об увлечении, которое отдавало меня на милость тигра-людоеда. У меня не хватало смелости вернуться в деревню, хотя я понимал, что был слишком напуган для того, чтобы выполнить задачу, которую сам себе поставил. Так я провел долгую ночь. Зуб на зуб не попадал и от страха и от холода. Серый рассвет, поднявшийся над видневшимися передо мной снежными вершинами, застал меня в полусне: я сидел, уткнувшись головой в колени. В такой позе застали меня пришедшие через час мои люди. Тигра я не видел и не слышал.