Культуры городов - [20]

Шрифт
Интервал

1968) поколение назад – в тот самый момент, когда она начала разваливаться под давлением растущего расового и этнического смешения, идеологии роста общинного самосознания и узаконивания этничности как формального основания для политического представительства. Сегодня у горожан в распоряжении бесчисленное количество разнообразных неформальных средств для выживания в общественном пространстве. «Уличная» бдительность прохожих, описанная социологом Элайджей Андерсоном (Anderson 1990), – один из способов поддержания порядка невооруженными горожанами. Я полагаю, что этничность как культурная стратегия поддержания и усугубления различий – это тоже своего рода способ, который питается политикой страха, требуя держаться подальше от тех или иных эстетических маркеров. Маркеры могут меняться со временем: мешковатые штаны или брюки-дудочки, прически «афро» или «под ноль». Как и сам страх, этничность становится эстетической категорией.

Этничность и частные охранные предприятия сформировали городскую общественную культуру, которая симулирует общедоступность. Правила хорошего тона старой цивилизации по отношению к незнакомцам – вежливость, отсутствие агрессивности, такт и доверие – утратили значение перед лицом страха за физическую безопасность и драматизации этнического разнообразия. В каждом таблоиде в хронике происшествий содержится сообщение: публичные пространства слишком опасны для общественной культуры. Ученики начальных школ носят самодельное оружие, подростки совершают по отношению друг к другу преступления сексуального характера. Даже этнически гомогенным сообществам не хватает сплоченности. В большинстве штатов и жертвы преступлений, и осужденные преступники в подавляющем числе случаев принадлежат к африканским или латиноамериканским этносам из внутригородских гетто (Ellis 1994). Районы всех крупных городов постоянно претерпевают выборочные изменения – одни покидаются доминировавшим когда-то населением, другие меняют облик через реконструкцию. Люди, которые раньше воспринимались частью «далеких» миров, оказались «здесь и сейчас» (см.: Shields 1992a). Пространства, унаследованные от города прошлого, – магазины, школы, отделения службы соцобеспечения, метро и городской транспорт, – становятся местом контактов, которые одновременно являются близкими и навязчиво неотвратимыми.

В повседневной городской жизни «другим» может оказаться продавец или официант, обратившийся к вам, как к своему приятелю, кассирша в супермаркете или служащая в банке, выстукивающая по клавишам трехдюймовым маникюром, машинист метро, чей тюрбан – это первое, что вы видите, когда поезд с грохотом подъезжает к станции. Вместе с тем, несмотря на дискуссии, которые продолжались со времен Чикагской школы в 1920-х и до «деклассированной» школы 1980-х, многие социальные практики, ранее считавшиеся сугубо «субкультурными», сегодня переходят границы классов и этносов. Употребление наркотиков, внебрачные дети и матери-одиночки стали более частыми явлениями во всех слоях населения. Белые копируют афроамериканских рэперов (называющих себя «ганста», с отсылкой к предыдущему поколению иммигрантов, оставивших свой след в обществе). Из борьбы предыдущих поколений за существование, как социальное, так и сексуальное, извлекаются важные уроки. Индустрия развлечений производит общих для всех кумиров и доступные всем ритуалы. «Кокакультурализм», как называет весь комплекс коммерческой культуры Генри Льюис Гейтс-младший (Gates 1993, 117), является наиболее мощной формой общественной культуры. Если это единственный источник общественной культуры, то границы между субкультурами становятся более прозрачными, а самоидентификация представителей гетто и доминирующей культуры все ближе. В этих условиях сближение сдерживается путем создания новых культурных различий, подтверждающих культурную силу страха.

В таком ландшафте нет безопасных мест. Отличие беспорядков в Лос-Анджелесе 1992 года от более ранних бунтов состояло в том, что бесправные массы готовы были нарушить практически любые географические границы, кроме, пожалуй, заборов, за которыми живут богачи. Насильственный отъем машины у владельца – одно из самых распространенных преступлений в Америке – может случиться на шоссе, а может – на парковке возле ресторана быстрого питания. «Если уж в “Макдональдсе” ты не чувствуешь себя в безопасности, то где ж тогда безопасно?» – вопрошает водитель из Коннектикута (New York Times, February 27, 1993). Пользователи круглосуточных банкоматов так часто подвергаются грабежам, что оператор сети NYCE, обслуживающей 10 тысяч банкоматов в Нью-Йорке, распространяет буклеты с правилами безопасности, достойными секретной военной базы: «Приближаясь к банкомату, внимательно следите за окружающей обстановкой… Пользуясь банкоматом в ночное время, убедитесь, что он расположен в хорошо освещенном месте. Если есть возможность, лучше, чтобы кто-нибудь был рядом». Кто-нибудь, только не бездомный с пустым бумажным стаканчиком в руке, который встречал вас у двери, пока горсовет Нью-Йорка не выпустил закон, запрещающий попрошайничать ближе чем в пяти метрах от банкомата. А вот что гласит испаноязычное объявление в метро: «Соблюдайте бдительность. Ваши глаза, уши, интуиция – естественный залог безопасности при операциях с банкоматом». В Чикаго и Лос-Анджелесе банкоматы стали устанавливать в полицейских участках, чтобы жители беднейших районов могли безопасно снять наличные.


Рекомендуем почитать
Краткая история пьянства от каменного века до наших дней. Что, где, когда и по какому поводу

История нашего вида сложилась бы совсем по другому, если бы не счастливая генетическая мутация, которая позволила нашим организмам расщеплять алкоголь. С тех пор человек не расстается с бутылкой — тысячелетиями выпивка дарила людям радость и утешение, помогала разговаривать с богами и создавать культуру. «Краткая история пьянства» — это история давнего романа Homo sapiens с алкоголем. В каждой эпохе — от каменного века до времен сухого закона — мы найдем ответы на конкретные вопросы: что пили? сколько? кто и в каком составе? А главное — зачем и по какому поводу? Попутно мы познакомимся с шаманами неолита, превратившими спиртное в канал общения с предками, поприсутствуем на пирах древних греков и римлян и выясним, чем настоящие салуны Дикого Запада отличались от голливудских. Это история человечества в его самом счастливом состоянии — навеселе.


Великие тайны прошлого

 Об этой книге:Тайны любят все. А если в них замешаны знаменитые личности или они связаны с историческими событиями, оставшимися неразгаданными, то рассказы о них становятся особенно захватывающими - и никакое произведение художественной литературы не может сравниться с ними по напряженности интриги.Мы предлагаем уникальную подборку историй, которые откроют перед вами волнующие страницы прошлого, полного борьбы страстей, алчности, измен, безудержных желаний, глупости, безрассудства, безумия и жестоких убийств - всего того, что так часто изменяет ход человеческой истории и оставляет в наследство озадаченным потомкам настоящий лабиринт тайн и загадок, над объяснением которых до сих пор ломают голову ученые.Порой буквально леденящее душу повествование и яркий калейдоскоп картин сразу же погружают вас в самую гущу невероятных - но тем не менее абсолютно достоверных - событий.


Петр Великий как законодатель. Исследование законодательного процесса в России в эпоху реформ первой четверти XVIII века

Монография, подготовленная в первой половине 1940-х годов известным советским историком Н. А. Воскресенским (1889–1948), публикуется впервые. В ней описаны все стадии законотворческого процесса в России первой четверти XVIII века. Подробно рассмотрены вопросы о субъекте законодательной инициативы, о круге должностных лиц и органов власти, привлекавшихся к выработке законопроектов, о масштабе и характере использования в законотворческой деятельности актов иностранного законодательства, о законосовещательной деятельности Правительствующего Сената.


Вторжение: Взгляд из России. Чехословакия, август 1968

Пражская весна – процесс демократизации общественной и политической жизни в Чехословакии – был с энтузиазмом поддержан большинством населения Чехословацкой социалистической республики. 21 августа этот процесс был прерван вторжением в ЧССР войск пяти стран Варшавского договора – СССР, ГДР, Польши, Румынии и Венгрии. В советских средствах массовой информации вторжение преподносилось как акт «братской помощи» народам Чехословакии, единодушно одобряемый всем советским народом. Чешский журналист Йозеф Паздерка поставил своей целью выяснить, как в действительности воспринимались в СССР события августа 1968-го.


Сандинистская революция в Никарагуа. Предыстория и последствия

Книга посвящена первой успешной вооруженной революции в Латинской Америке после кубинской – Сандинистской революции в Никарагуа, победившей в июле 1979 года.В книге дан краткий очерк истории Никарагуа, подробно описана борьба генерала Аугусто Сандино против американской оккупации в 1927–1933 годах. Анализируется военная и экономическая политика диктатуры клана Сомосы (1936–1979 годы), позволившая ей так долго и эффективно подавлять народное недовольство. Особое внимание уделяется роли США в укреплении режима Сомосы, а также истории Сандинистского фронта национального освобождения (СФНО) – той силы, которая в итоге смогла победоносно завершить революцию.


Русская Православная Церковь в Среднем Поволжье на рубеже XIX–XX веков

Монография посвящена исследованию положения и деятельности Русской Православной Церкви в Среднем Поволжье в конце XIX – начале XX веков. Подробно рассмотрены структура епархиального управления, особенности социального положения приходского духовенства, система церковно-приходских попечительств и советов. Обозначены и проанализированы основные направления деятельности Церкви в указанный период – политическое, экономическое, просветительское, культурное.Данная работа предназначена для студентов, аспирантов, преподавателей высших учебных заведений, а также для всех читателей, интересующихся отечественной историей и историей Церкви.2-е издание, переработанное и дополненное.


Собственная логика городов. Новые подходы в урбанистике (сборник)

Книга стала итогом ряда междисциплинарных исследований, объединенных концепцией «собственной логики городов», которая предлагает альтернативу устоявшейся традиции рассматривать город преимущественно как зеркало социальных процессов. «Собственная логика городов» – это подход, демонстрирующий, как возможно сфокусироваться на своеобразии и гетерогенности отдельных городов, для того чтобы устанавливать специфические закономерности, связанные с отличиями одного города от другого, опираясь на собственную «логику» каждого из них.


Градостроительная политика в CCCР (1917–1929). От города-сада к ведомственному рабочему поселку

Город-сад – романтизированная картина западного образа жизни в пригородных поселках с живописными улочками и рядами утопающих в зелени коттеджей с ухоженными фасадами, рядом с полями и заливными лугами. На фоне советской действительности – бараков или двухэтажных деревянных полусгнивших построек 1930-х годов, хрущевских монотонных индустриально-панельных пятиэтажек 1950–1960-х годов – этот образ, почти запретный в советский период, будил фантазию и порождал мечты. Почему в СССР с началом индустриализации столь популярная до этого идея города-сада была официально отвергнута? Почему пришедшая ей на смену доктрина советского рабочего поселка практически оказалась воплощенной в вид барачных коммуналок для 85 % населения, точно таких же коммуналок в двухэтажных деревянных домах для 10–12 % руководящих работников среднего уровня, трудившихся на градообразующих предприятиях, крохотных обособленных коттеджных поселочков, охраняемых НКВД, для узкого круга партийно-советской элиты? Почему советская градостроительная политика, вместо того чтобы обеспечивать комфорт повседневной жизни строителей коммунизма, использовалась как средство компактного расселения трудо-бытовых коллективов? А жилище оказалось превращенным в инструмент управления людьми – в рычаг установления репрессивного социального и политического порядка? Ответы на эти и многие другие вопросы читатель найдет в этой книге.


Социальная справедливость и город

Перед читателем одна из классических работ Д. Харви, авторитетнейшего англо-американского географа, одного из основоположников «радикальной географии», лауреата Премии Вотрена Люда (1995), которую считают Нобелевской премией по географии. Книга представляет собой редкий пример не просто экономического, но политэкономического исследования оснований и особенностей городского развития. И хотя автор опирается на анализ процессов, имевших место в США и Западной Европе в 1960–1970-х годах XX века, его наблюдения полувековой давности более чем актуальны для ситуации сегодняшней России.


Не-места. Введение в антропологию гипермодерна

Работа Марка Оже принадлежит к известной в социальной философии и антропологии традиции, посвященной поиску взаимосвязей между физическим, символическим и социальным пространствами. Автор пытается переосмыслить ее в контексте не просто вызовов XX века, но эпохи, которую он именует «гипермодерном». Гипермодерн для Оже характеризуется чрезмерной избыточностью времени и пространств и особыми коллизиями личности, переживающей серьезные трансформации. Поднимаемые автором вопросы не только остроактуальны, но и способны обнажить новые пласты смыслов – интуитивно знакомые, но давно не замечаемые, позволяющие лучше понять стремительно меняющийся мир гипермодерна.