Культуры городов - [115]
2. Как мы можем сделать культуру более этнически разнообразной, притом что «сытый голодного не разумеет»?
Представления о культурном разнообразии, как правило, ограничиваются этнически «окрашенными» продуктами; познания в этой сфере не выходят за рамки культурного потребления – посещения этнических ресторанов и чтения в начальной школе историй о странах предков. Притом, что даже такого рода признание лучше, чем оголтелая ксенофобия, оно, конечно, не сильно способствует вовлечению в общий экономический процесс представителей тех или иных этнических групп или пониманию цепляющихся одно за другое и зачастую трудно искореняемых препятствий на их пути к становлению в качестве производительных граждан. Целая пропасть разделяет признание и уважение культурного разнообразия и неспособность понять социальные проблемы – от перестрелок до нехватки интернатов для брошенных детей, которых в бедных районах непропорционально больше. Мультикультурализм не противостоит и не может противостоять культурным идентичностям, возникшим и усилившимся вследствие недостаточной интеграции в легальное поле общего экономического процесса.
3. Как сделать город как культурный объект более доступным, если учреждения культуры по-прежнему пользуются маркерами социальных различий?
Такие учреждения высокой культуры, как художественные музеи и симфонические оркестры, стали тратить значительно больше усилий на привлечение новой аудитории. Некоторые из этих усилий привели к положительным результатам, другие – нет. И хотя музеи и организации по сохранению исторического облика расширяют свою деятельность среди городских сообществ куда активнее, чем в прошлом, коммерческая культура – вне зависимости от степени стандартизации – основана на воспроизводстве социальных различий. Пример распределения труда в ресторанах показывает, как разделение по этническому признаку сохраняется, а вместе с ним и расслоение городского населения, и незыблемые представления о том, какая социальная группа соответствует какой ступени общественной иерархии. Если в качестве культурных объектов рассматривать и торговые улицы, то споры вокруг ассортимента и качества товаров, продающихся с лотков на улице, являются, по сути, обсуждением того, кому есть место в этом городе, а кому – нет. Рассмотрение усилий по оживлению основных торговых улиц, предпринятому бизнес-группами, ставит перед нами важные вопросы о праве продавать, праве быть у всех на виду, а также о сегрегации продавцов по принципу принадлежности к социальному классу или этносу.
4. Действительно ли культурные стратегии нового экономического развития разрушают условия для создания оригинальных произведений культуры?
Людей искусства по-прежнему притягивают города, в особенности большие и богатые города, где можно сделать карьеру. Они выживают, подрабатывая вне своей артистической профессии, снимая дешевые помещения для жизни и творчества и формируя артистические сообщества. Зачастую само их присутствие ставит печать культурной инновации на «модный» район, где тут же появляются рестораны, галереи, оживляется рынок недвижимости. Однако целью большинства стратегий нового экономического развития является улучшение условий проживания и повышение стоимости недвижимости, что исключает низкую арендную плату. Это повышает риск выселения творческой публики, ради того чтобы на их месте появились магазины и готовые платить высокую аренду жильцы. Подобным образом и рабочие места, созданные для производителей культуры в рамках культурной индустрии, оплачиваются так скудно, что художники не могут позволить себе жить в городе. Уезжая, они снижают привлекательность города как культурной столицы.
К сожалению, нет четкой уверенности в том, что культурные стратегии обрамления пространств действительно приостанавливают спад на рынке недвижимости или что стратегии увеличения объемов культурного туризма оказывают значительное положительное влияние на городскую экономику. В тот же день, когда нью-йоркский таблоид провозгласил: «Нью-Йорк заполонили туристы», заглавие передовицы New York Times мрачно констатировало: «На фоне роста национальной экономики нью-йоркская экономика стагнирует» (January 6, 1995).
Все эти вопросы требуют от нас более критического подхода к изучению результатов культурных стратегий; кроме того, следует сосредоточить внимание на средствах их воплощения на практике. Государство не размениваетcя по пустякам – за текущими культурными стратегиями стоит забота исключительно о крупных учреждениях культуры, которые приносят доход от туризма.
В иерархии общественных пространств Брайант-парк занимает наивысшую ступень благодаря центральному расположению и доступу к частным фондам. Несмотря на все вышеперечисленное, в этом общественном пространстве отразились несколько основных проблем, связанных с установлением отношений между культурными стратегиями, общественными пространствами и социальной дискриминацией. Я прохожу по парку почти каждый день. Это весьма жизнерадостное и популярное место находится в частно-государственном управлении. Никому и в голову не придет использовать его под палаточный городок для бездомных, а в ведении городского правительства слишком много парков, чтобы уделять этому особое внимание. То, что этот парк содержится в заметно лучшем состоянии, нежели другие, очевидно всем. Но может ли это стать почвой для критики? Нужно ли вернуть его обратно под управление городского правительства или лучше передать «людям»? Очень сложно критиковать усилия районных бизнес-инициатив, когда они столь ощутимо улучшают качество жизни на подконтрольных им общественных пространствах, даже если применяемые ими для этого средства – от проектирования до частных охранных фирм – имеют очевидный дискриминационный характер.
Об истории России 20-го века написаны тысячи книг. Столько же книг написано и на тему политического и социального устройства СССР. Изучая эту литературу, можно узнать многочисленные подробности того, как всё происходило, но при этом нельзя понять – а почему это происходило и почему это происходило именно так, а не иначе? Для ответа на эти вопросы в книге рассматривается социальная динамика общества через структуру динамики взаимосвязи обывателей, маргиналов и люмпенов. Такой подход, применённый к истории России, начиная с февраля 1917 года и по настоящее время, позволяет понять суть происходивших процессов и объяснить многие исторические явления в СССР и в современной России, которые иначе объяснить сложно.
В книге рассматривается широкий круг исторических вопросов, связанных с аграрной реформой Тиберия Семпрония Гракха (133–124 гг. до и. э.) и законодательной деятельностью его младшего брата Гая. На основе сведений античных источников (письменных, эпиграфических и археологических) предпринимается попытка осветить некоторые малоизученные события из истории гракханского движения, такие, например, как политический кризис 129 г. до н. э., ценз 125/124 гг. до н. э. и аграрный закон Гая Гракха. Кроме того, даётся оценка новейшим концепциям (преимущественно зарубежным) социально-экономического и политического развития Рима в гракханское время.Не меньшее внимание уделяется и проблеме преемственности в политике братьев Гракхов, а также судьбе аграрной реформы после кризиса 129 г.
Автор рассказывает о колебаниях климата в течение последних двух тысяч лет, о периодах похолодания, сменявшихся тёплыми периодами. Замечательно описание «глобального потепления» первой трети ХХ века, которое в сороковых годах сменилось «глобальным похолоданием». Кроме того, автор делает прогноз, что к концу ХХ века вновь наступит период «глобального потепления» (что мы и наблюдаем сейчас), которое будет примерно таким же, как и глобальное потепление IX–XI веков. И технический прогресс об ужасах которого кричат нынешние «экологи» не окажет на эти процессы никакого влияния.
Книга посвящена первой успешной вооруженной революции в Латинской Америке после кубинской – Сандинистской революции в Никарагуа, победившей в июле 1979 года.В книге дан краткий очерк истории Никарагуа, подробно описана борьба генерала Аугусто Сандино против американской оккупации в 1927–1933 годах. Анализируется военная и экономическая политика диктатуры клана Сомосы (1936–1979 годы), позволившая ей так долго и эффективно подавлять народное недовольство. Особое внимание уделяется роли США в укреплении режима Сомосы, а также истории Сандинистского фронта национального освобождения (СФНО) – той силы, которая в итоге смогла победоносно завершить революцию.
Монография посвящена исследованию положения и деятельности Русской Православной Церкви в Среднем Поволжье в конце XIX – начале XX веков. Подробно рассмотрены структура епархиального управления, особенности социального положения приходского духовенства, система церковно-приходских попечительств и советов. Обозначены и проанализированы основные направления деятельности Церкви в указанный период – политическое, экономическое, просветительское, культурное.Данная работа предназначена для студентов, аспирантов, преподавателей высших учебных заведений, а также для всех читателей, интересующихся отечественной историей и историей Церкви.2-е издание, переработанное и дополненное.
В предлагаемой монографии представлены теоретико-методологические основы формирования полиэтнической культуры младших подростков, раскрыты сущность, генезис, идеи, подходы, аспекты понятия «полиэтническая культура», представлена модель формирования полиэтнической культуры младших подростков в процессе усвоения традиций народов Поволжья; теоретическое обоснование педагогических условий формирования полиэтнической культуры школьников.Монография предназначена для учителей, преподавателей и студентов педагогических вузов, слушателей курсов повышения квалификации, аспирантов педагогических специальностей.
Книга стала итогом ряда междисциплинарных исследований, объединенных концепцией «собственной логики городов», которая предлагает альтернативу устоявшейся традиции рассматривать город преимущественно как зеркало социальных процессов. «Собственная логика городов» – это подход, демонстрирующий, как возможно сфокусироваться на своеобразии и гетерогенности отдельных городов, для того чтобы устанавливать специфические закономерности, связанные с отличиями одного города от другого, опираясь на собственную «логику» каждого из них.
Город-сад – романтизированная картина западного образа жизни в пригородных поселках с живописными улочками и рядами утопающих в зелени коттеджей с ухоженными фасадами, рядом с полями и заливными лугами. На фоне советской действительности – бараков или двухэтажных деревянных полусгнивших построек 1930-х годов, хрущевских монотонных индустриально-панельных пятиэтажек 1950–1960-х годов – этот образ, почти запретный в советский период, будил фантазию и порождал мечты. Почему в СССР с началом индустриализации столь популярная до этого идея города-сада была официально отвергнута? Почему пришедшая ей на смену доктрина советского рабочего поселка практически оказалась воплощенной в вид барачных коммуналок для 85 % населения, точно таких же коммуналок в двухэтажных деревянных домах для 10–12 % руководящих работников среднего уровня, трудившихся на градообразующих предприятиях, крохотных обособленных коттеджных поселочков, охраняемых НКВД, для узкого круга партийно-советской элиты? Почему советская градостроительная политика, вместо того чтобы обеспечивать комфорт повседневной жизни строителей коммунизма, использовалась как средство компактного расселения трудо-бытовых коллективов? А жилище оказалось превращенным в инструмент управления людьми – в рычаг установления репрессивного социального и политического порядка? Ответы на эти и многие другие вопросы читатель найдет в этой книге.
Перед читателем одна из классических работ Д. Харви, авторитетнейшего англо-американского географа, одного из основоположников «радикальной географии», лауреата Премии Вотрена Люда (1995), которую считают Нобелевской премией по географии. Книга представляет собой редкий пример не просто экономического, но политэкономического исследования оснований и особенностей городского развития. И хотя автор опирается на анализ процессов, имевших место в США и Западной Европе в 1960–1970-х годах XX века, его наблюдения полувековой давности более чем актуальны для ситуации сегодняшней России.
Работа Марка Оже принадлежит к известной в социальной философии и антропологии традиции, посвященной поиску взаимосвязей между физическим, символическим и социальным пространствами. Автор пытается переосмыслить ее в контексте не просто вызовов XX века, но эпохи, которую он именует «гипермодерном». Гипермодерн для Оже характеризуется чрезмерной избыточностью времени и пространств и особыми коллизиями личности, переживающей серьезные трансформации. Поднимаемые автором вопросы не только остроактуальны, но и способны обнажить новые пласты смыслов – интуитивно знакомые, но давно не замечаемые, позволяющие лучше понять стремительно меняющийся мир гипермодерна.