Культуры городов - [114]
Кто знает, к чему все это ведет? Изучая жизнь в лофтах, я говорила, что творческий способ производства является средством управления обществом, механизмом, абсорбирующим безработицу, идеологией, которая, подобно движению за сохранение исторического облика, амортизирует переход от индустриального общества к постиндустриальному. Однако с сегодняшней точки зрения этот анализ требует уточнений. Когда идеология защитников старины и движение за музеефикацию вышли за рамки образованной элиты, начался процесс политизации и демократизации культуры. Отчасти это произошло вследствие столкновений по поводу мультикультурализма и социального разнообразия; отчасти – оттого, что доводы об экономических выгодах культуры стали понятны более широким слоям общества.
Чем большее количество социальных групп вовлечено в культурное освоение пространства, тем более культура становится общественным благом: культура – это не только дымовая завеса, но и способ прояснения и расширения пространства политических споров о справедливом распределении благ. Перспективное ви́дение как стратегия развития также становится не просто средством культурной гегемонии, но и общим достоянием. Ви́дение предоставляет возможность «восстановить» другую, более открытую для всех общественную культуру, предшествовавшую 1970-м годам, когда центр города отличался как от гетто, так и от районных торговых улиц. И тут вполне логично будет задаться вопросом – чья перспектива лежит в основе общественной культуры?
Возьмем, к примеру, Сальваторе Скотто – президента Корпорации развития сообщества Гоуэнус-канал (Gowanus Canal Community Development Corporation), который живет в прошедшем джентрификацию рабочем квартале недалеко от заброшенного промышленного района на бруклинском побережье. Там, где сейчас свалки автомобилей, склады и кучи мусора, ему видятся рестораны, галереи и бутики.
Он видит, как возводятся красивые жилые дома. В море возвращается рыба. И в соответствии с федеральным законом, действие которого ныне приостановлено, мистер Скотто, предприниматель из Кэррол- Гарденс, потративший полжизни на борьбу за очищение Гоуэнуса, видит, как местность вокруг канала становится примером для всей Америки – как нужно обращаться с заброшенными промышленными территориями (New York Times, October 11, 1993).
Илл. 48. Будущее глазами Сальваторе Скотто: здесь, на набережной канала Гоуэнус в Бруклине, откроются ресторан, художественные галереи и модные магазины. Фото Alex Vitale
Что это – ирония автора репортажа? Или это – дискурсивная репрезентация, настолько же красочная, насколько и приукрашивающая определенную группу городского населения? Или же это общий режим перестройки ви́дения города с тем, чтобы потом бороться за изменение самого города? Если принять последнее предположение, эстетика ви́дения становится языком морали.
Даже самый обычный наблюдатель заметит, что эстетизация – это оборотная сторона страха. Это не страх в метафорическом смысле – страх Другого, женщин или конца цивилизации. Нет, это страх конкретного исторического момента, когда признание ценности визуальной культуры города представляется единственно возможным способом его спасти – спасти от сноса и застройки, от преступников и бедняков. Если бы только эта схема работала.
Но как она может работать, когда в ожидания, порождаемые культурными стратегиями, встроено такое количество противоречий? Применение культурных стратегий экономического развития акцентирует противопоставление стабильности – переходу на новый уровень, местной культуры – культуре космополитичной, визуальной цельности – социальной неустроенности. Более того, культура не только способна оставаться «отдельной сферой» – во избежание споров вокруг наиболее острых проблем социального и экономического неравенства, – она еще способна воспроизводить различия, которые с этими проблемами ассоциируются. Темы, затронутые в этой книге, – искусство, деньги, общественное пространство, городская архитектура и планировка, этническое разделение труда, – поднимают вопросы, являющиеся принципиальными практически для всех дискуссий о возрождении городов.
1. Как нам сделать культуру более «демократичной» в ситуации, когда уровень репрезентации самого города как культурного объекта повышается, чтобы соответствовать потребностям людей более состоятельных?
Несмотря на продолжающееся обнищание городского населения, ведущие деятели бизнеса и политики настаивают на использовании учреждений культуры в качестве проводников стратегий экономического развития. Однако экономическая выгода от культурных стратегий минимальна. Да и в самих учреждениях культуры позиций с высокими ставками совсем не много; как и остальной некоммерческий сектор, они нанимают все больше временных сотрудников и работников на неполный рабочий день. Более того, финансирование учреждений культуры сложно назвать гарантированным. Даже крупнейшие нью-йоркские музеи Метрополитен и Гуггенхайм сократили часы работы, объяснив это финансовыми трудностями. (Впоследствии Метрополитен получил корпоративное пожертвование, позволившее музею вернуться к прежнему режиму работы.) Если говорить о гостиничной, ресторанной и туристической индустриях, создавших с 1980-х годов огромное количество рабочих мест, большинство из них – это малооплачиваемые позиции со смутной перспективой карьерного роста. Если мы идем к демократизации городской культуры, что означает более широкое представительство и участие, городская экономика не должна быть разделена на два полюса между работающими и безработными, между высокооплачиваемыми и низкооплачиваемыми работниками. Мультикультурным не может быть назван и город, где некоторых агентов культуры – к примеру, уличных торговцев – гонят с улиц, потому лишь, что их образ не соответствует целям экономического развития.
