Культурный герой. Владимир Путин в современном российском искусстве - [57]

Тут прежде всего объем и качество написанного, международное признание при сложных отношениях с правительством своей страны, общественная активность, толпы последователей-почитателей, авангардизм и консерватизм в одном флаконе. Даже духовный поиск Лимонова (не религиозность!) разворачивается в тех же самых координатах, что анафема Толстому и запутанный роман Достоевского с русским Богом.

Про обоих предшественников Лимонов интересно и пристрастно написал в «Священных монстрах» — замечательной книжке тюремной эссеистики.

Эдуард Вениаминович, осознавая собственные генезис и родство, абсолютно правильно определяет чисто литературное происхождение многих явлений, фигуранты которых ни сном, ни духом… Формула синеблузников и дальнейших эстрадников «утром в газете, вечером в куплете» вообще неверна, как и вариации типа «утром в газете, вечером в клозете». Какой там постмодерн, смерть автора, творчество масс! В русских условиях сначала находят Слово, а потом строят вокруг него: смешались в кучу плиты, люди, кирпич, раствор, майна-вира… Писательское слово — та самая кошка, которую первой запускают в свежеотстроенную деревенскую избу, только вот у нас часто кошка есть, а изба еще предстоит…

Точнее было бы «утром в тексте, вечером в контексте», хотя формула отдает литературоведческой пылью. Но что поделать, если всю текущую реальность нам сочинили творцы и эстеты Виктор Пелевин да Владислав Сурков…

У Лимонова есть статья «Это я придумал „Наших“». (www.grani.ru, 22.05.2005 г.). «Даже название „Наши“ ввел в обиход ненавистный им („Кремлю“ — А. К.) Лимонов. В сентябре 1990 года в газете „Известия“ (тогда она выходила тиражом, если я не ошибаюсь, 13 миллионов экземпляров) была опубликована моя статья „Размышления у пушки“, в которой именно было выстроено гордое патриотическое понимание этого слова. Дело в том, что однажды в музее Великой Армии на двух французских пушках, находившихся в плену в Берлине с 1815 по 1945 год, я нашел надписи на русском языке. Штыком было выбито: „Берлин посетили 7 мая 1945 г. — Туровский, Шония, Кондратенко“. Я развил в статье понятие „наши“, употребил его десяток раз (среди прочего там есть „отворачивающиеся сегодня от наших прибалты“). Когда в феврале 1992 года я встретился в Москве с Виктором Алкснисом, он сообщил мне, что создал вместе с журналистом Александром Невзоровым движение „Наши“, вдохновленный моей статьей. Вдохновленный своим творческим бессилием, Кремль украл движение „Наши“ в январе 2005 года. Не зная, конечно, кто „отец“ названия. Так-то, ребята, ни на что оригинальное вы не способны. И лжете. И идете на Лимонова под придуманным им логотипом».

В отличной статье «Размышления у пушки» пресловутое местоимение-прилагательное действительно присутствует густо. Пафос ее — в критике национальных движений с позиций эдакого рационального интернационализма. Вполне разумный, не без лихости, манифест сохранения Советского Союза на примерах и практике западных сверхдержав (и не только «сверх» — Испания, Бельгия). Забавны фраза Лимонова о «молодой советской демократии» (1989 г.!) и аккуратные упреки в ее адрес.

Эдуард Вениаминович, проживший вне России 15 лет, о том, что «наши» употреблялись здесь повсеместно, мог запамятовать. Хотя вряд ли — русские эмигранты по всему миру говорили о «наших» (применяя эпитет то к покинутой родине, то к сообществу «уехавших»), а нью-йоркский знакомец Лимонова Сергей Довлатов в 1984 году издал в «Ардисе» книжку «Наши» — отчасти пародийную семейную хронику, которую американцы восприняли как нонфикшн.

Другое дело, что на родине в 70—80-х «наши» звучали исключительно патриотически. Феномен массового «боления» за «наших» спортсменов во всех олимпийских видах (профессионалов у нас не было, только любители), главным образом — в хоккее; «нашими», конечно, именовались солдаты-победители; исторические фигуры и даже политическое руководство страны, равно как сочувствующие «политике мира и прогресса» деятели других стран. (У Василия Аксенова в «Острове Крым»: «Наши, что ли? Прогрессивные силы?» — не без иронии интересуется член Политбюро взглядами предполагаемых союзников. А мой втихую диссидентствовавший отец объяснял пытливому подростку, что супруги Розенберги были-таки «нашими»).

В детских играх в «войнушку» за право быть «нашими» зачастую и согласно Высоцкому «толковищу вели до кровянки» независимо от того, против кого надо было воевать — «немцев» или «беляков». Впрочем, тут вектор как раз менялся — где-то по мере нашего взросления и дряхления Совка «беляки» и — реже — «немцы» входили в некоторую моду и обретали престиж.

Однако всё это не отменяет литературного происхождения названия известной организации (поначалу назойливо позиционировавшей себя как «антифашистская», кстати).

«Наши» действительно придуманы, но не Эдуардом Лимоновым, а Федором Достоевским в романе «Бесы» (определения Лимонова: «карикатура на революционеров»; «даже кажется заказом»).

Для Достоевского эпитет чрезвычайно принципиален: «наши» для отрыва из контекста выделяются авторским курсивом или кавычками («Кстати, надо бы к нашим сходить, то есть к ним, а не к