Культурный герой. Владимир Путин в современном российском искусстве - [48]

Рада, рада детвора,

Все танцуют до утра:

Шакалы поднимают бокалы,

Бараны стучат в барабаны,

Кобра хихикает добро,

Веселый клоп поет «Гоп-стоп»,

Веселый глист танцует твист,

Скорпионы, акулы, тарантулы

Тоже блещут своими талантами,

А медведь-весельчак

Разбуянился так,

Что «Парнас» проглотил, не поморщившись.

(«Селигерище»)

И, конечно, в разговоре о ролевой игре нельзя не сказать о главных исполнителях.

«Гражданин Поэт» — первый и пока единственный проект в отечественной литературе, где Дмитрий Медведев — полноценный художественный персонаж (Путина-то в избытке — см. мое эссе «Поэма без Медведа»).

Более того, в пространстве проекта «ГП» Медведев убедительней, тоньше, органичней Путина. Это традиционный тип маленького человека, Акакий Акакиевич, которому шили шинель на вырост, и он, не осмелившись вырасти, утонул в ее фельдмаршальских складках:

Вот и вся твоя оттепель, отрок,

Либеральных реформ господин.

Все дела твоих пальчиков мокрых

Умещаются в тапок один.

Ты лукаво признался во вторник,

Приподнявши губы уголок,

Что карьеру ты начал как дворник,

И боюсь, это твой потолок.

(«Баллада об удодах»)

При этом Быков, не скрывающий брезгливой симпатии к своему персонажу, создает не человеческий (тоже нам, бином Ньютона), а именно руководящий тип, с проговорами и рефлексиями, дотошно фиксируя в местоблюстителе дискретные вспышки либерализма:

И вдруг он услышал от нашего нано

Заместо обычного му-му,

Что Миша с Платоном, откинувшись с кичмана,

Не будут опасны никому.

(«Операция Хы»)

Даже главный сказал:

— Это полный скандал!

Так нельзя поступать с журналистами!

О законе радея,

Мы поймаем злодея,

Отругаем его и отшлепаем.

(«Селигерище»)

А еще быковский Медведев — живая иллюстрация банальной поэтической эмоции о бренности сущего, недостижимости знака равенства между «быть» и «казаться», слезной ностальгии по себе самому… А высота положения, откуда герой заранее тоскует о недовоплотившемся идеале, парадоксально уравнивает сатиру с элегией, и уже неясно — где выше градус.

Все прошло. Куда, скажи на милость?

Мало что осталось за душой.

Может, мне действительно приснилось

То, что я когда-то был большой?

Нет ответа моему незнанью.

Вот и вспоминаю, как во сне:

Я ль скакал весенней гулкой ранью

Или кто другой скакал на мне?

(«Не жалею, не зову, не плачу»)

Собственно, и другие говорящие головы, высказываясь по бренному медведевскому поводу, поневоле сползают на элегическую ноту, прорывающуюся сквозь энергичную лексику: («Нанодимина наносвобода накрывается нанозвездой» — Платон Лебедев, «Баллада об удодах»).

А я катал его на лыжах,

Учил не отдавать Курил…

Он слов тогда не то что лишних —

Он никаких не говорил! —

(Владимир Путин, «Тандем в России больше, чем тандем»).

«Гражданин Поэт» — одно из точнейших зеркал путинской эпохи, и едва ли случайно, что сам Владимир Путин, предсказуемо центральная фигура проекта, предстает типом скорее социальным, нежели художественным — и в этом его принципиальное романтическое отличие от реалистических черт главного героя. И напротив, его окопная правда оппонирует медведевской наноманиловщине…

Он, безусловно, не Творец и демиург, а криейтор поневоле, социальный дизайнер (эпоха, по Быкову, создает, вернее, разрушает себя сама — действие рождается из бездействия). Однако к финалу околонулевых даже дизайн уже не востребован, остается игра на удержание статус-кво и на публику — образ руководителя паханского, рулёжного типа, пресловутого альфа-самца. Никаких лирических отступлений нет и не может быть, но есть стихотворение, приоткрывающее подсознанку нацлидера — «Не надо грязи», стилизация под «немытую Россию».

Публичная актуализация распространенных интеллигентских баек о том, как Путин приватно высказывается о неисправимости России и невозможности любых перемен:

Но грянул кризис несуразный

Системы штатовской жилой,

И вновь Россия стала разной

И, значит, грязной, боже мой!

На этом диком, плоском блюде —

Как хочешь, так им и владей —

Внезапно проступили люди.

Как чисто было без людей!

Уйду, не понят и не признан,

С угрюмым видом пацана…

Еще одна важная история — общественные страхи вокруг возвращения Путина, вложенные Быковым в уста Михаила Ходорковского и Платона Лебедева — точка и угол зрения тех, кому бояться уже по сути нечего:

Мы выйдем на волю с тобою, товарищ,

Покинув читинский наш острог.

Нам больше, чем дали, уже не припаяешь,

А питерским светит третий срок.

А там и четвертый без всяких препятствий —

Двенадцать накрутит им братва!

Насколько ж он и вправду общественно опасней,

Чем мы, отсидевшие по два!

Не вступятся Штаты, не выручит Европа,

Скандал не окажется раздут —

А если им двенадцать не хватит для гоп-стопа,

Они ему пожизненку дадут.

(«Операция Хы»)

Да вдобавок безвестный источник

Неуверенно слил наконец,

Что опять полномочий бессрочных

Домогается альфа-самец.

Это значит, с грядущего года

Наша Русь — полноправный изгой:

Нанодимина наносвобода

Накрывается нанозвездой.

Он держался в законных пределах,

Но теперь назревает скандал,

Потому что он в тапочках белых

Инновации ваши видал!

Тапочки, тапочки!

Как Наполеон,

Всех в одной охапочке

В тапках видел он!

(«Баллада об удодах»)

Пока страхи не становятся констатацией, для которой уже на надобен вещий зэковский взгляд: