Культурные задачи нашего времени - [19]

Борьба экономическая и политическая в свою очередь порождает потребность в понимании социальных условий; и опять-таки, это не есть потребность в специализированном их знании, которое бы охватывало какую-нибудь отдельную их область; такое знание было бы недостаточным, потому что борьба чрезвычайно сложна, многостороння, и ход ее зависит не от частной группы условий жизни класса и общества, а от всей их совокупности, определяющей собой переменные соотношения сил. Здесь также до сих пор, несмотря на разницу социально-образовательной деятельности рабочих организаций, фактически преобладает почти повсюду тот же неоформленный способ просвещения: сама практика борьбы, товарищеские беседы, более или менее случайное чтение книг и газет, да еще — зачастую не менее случайные речи агитаторов разных партий во время выборов, стачек и т. под.

Итак, обобщенные технические, и дальнейшее их обобщение — естественно-научные знания, а рядом с этим — социально-научное образование, то и другое в непрерывно повышающемся масштабе, — вот требования, которые предъявляет к рабочим их коллективная практика для успешного выполнения как их непосредственно-трудовой функции, так и их общественно-исторической миссии. Отсюда легко выводится первая культурно-историческая задача рабочего класса и нашей эпохи, задача, которую мы, за неимением лучшего термина, обозначим пока словами: демократизация научного знания.

Это далеко не та демократия, о которой мечтают наши буржуазные и наши интеллигентские культуртрегеры, с их возвышенным идеалом всеобщего обучения грамоте и широкого распространения невинных популярных книжек и невинных популярных лекций. Бесспорно, грамота необходима рабочему, как орудие общения и обучения, а невинная популяризация приносит ему также свою пользу, — но это задачи отнюдь не характерные ни для данного класса, ни для нашей эпохи. Они выдвигались уже самым фактом перехода феодального общества в буржуазное, и первым носителем их выступает буржуазия, крупная, а особенно мелкая, с ее интеллигенцией. Всеобъемлющая хозяйственная роль обмена, с его денежными знаками, с его счетными и кредитными документами, делает грамотность элементарно-необходимым условием для личности в ее борьбе среди общества за свое существование; ни для кого не тайна, какую огромную помощь в деле разорения деревни оказывает кулакам, прижимистым помещикам, мелким властям и прочим представителям разных способов накопления безграмотность крестьянской массы.

Что же касается азбучной популяризации различных специальных знаний, то и этот идеал диктуется с одной стороны возрастающим их значением для судьбы индивидуальных хозяйственных ячеек (возьмите, напр., отношение гигиены к условиям жизни горожанина, или юридических знаний — к судьбе ограбляемого всеми крестьянина), с другой стороны — потребностью в свободной специализации: начально-популярное ознакомление с различными отраслями знания есть путь выбора специальности и необходимый шаг к тому, чтобы овладеть ею. Вот почему находившиеся в благоприятных условиях мелко-буржуазные страны, как Швейцария, Норвегия, отчасти Финляндия и Дания, могли стать таким раем начального обучения и мелкой популяризации. Но для рабочего класса все это далеко недостаточно, потому что его задачи сложнее и шире.

Существующие до сих пор популяризации знаний постоянно лишь частичны: сама система знаний еще слишком раздроблена силою царившей до сих пор специализации. Отсюда вытекает также значительная отвлеченность обычных методов популярного изложения: тот живой опыт, который она объединяет, берется каждый раз из ограниченной сферы, рассматриваемой изолированно, вне связи с общей системой человеческого труда. Эта основная абстрактность остается, как бы ни были ярки и конкретны применяемые иллюстрации; различные части общественного сознания, каковы, напр., отдельные науки, принимаются, как нечто самодовлеющее, само по себе истинное и данное. Тут и нет вины популяризаторов, — такова сама наука, которой они служат. Можно встретить человека, всю жизнь занимающегося математикой или астрономией, но совершенно не представляющего себе ни той гигантской трудовой основы, на которой они возникли, ни той грандиозной организующей роли, которую они выполняют в коллективной борьбе человечества за власть над природой. В популярных изложениях эта разорванность знания еще сильнее, потому что меньше материал фактов, который они могут дать, уже базис, на который каждое из них опираются, и меньше пунктов объектного соприкосновения с другими областями знания и практики. Следовательно, на этом пути рабочим нельзя получить того объединяющего научного выяснения, которое давало бы им общее понимание смысла и связи как различных технических методов, применяемых в производстве их собственными руками, так и различных социальных соотношений, экономических и идейных, имеющих значение для их организационно-классовой деятельности и судьбы.

Если же рабочий будет стремиться сам собрать воедино разрозненные клочки целого, которые он найдет в нынешних популяризациях, то огромность этой работы окажется в резком противоречии с ограниченностью его свободного времени. Ему приходится тогда изучить очень большое число популярных сочинений по самым разнообразным отраслям знания, да еще при этом изучении собственными единоличными усилиями уловить и для себя формулировать их связь. Возьмите нынешние каталоги для самообразования рабочих, даже наиболее умело составленные, и подсчитайте, сколько надо потратить времени, чтобы внимательно и серьезно перечитать то, что в них указано. Вы увидите, что разве лишь при исключительно благоприятных условиях рабочему удается одолеть этот материал в течение нескольких лет, напр., при хороших заработках, время от времени прерываемых стачками в безработицей — этими своеобразными вакациями труда в капиталистической системе. А затем — самостоятельное воссоздание целого из обрывков, хотя бы и при большом досуге, требует, очевидно, весьма необычных способностей.