Культура заговора : От убийства Кеннеди до «секретных материалов» - [120]
Ученые стали обнаруживать возникновение самоорганизующейся сложности в результате на первый взгляд случайной связности в широком спектре природных и искусственных систем (если считать, что это различие сохраняется и до сих пор). Сейчас, например, существует теория о том, что человеческий интеллект рождается из неразвитого и не имеющего отношения к мышлению взаимодействия нейронов, бесконечно связанных друг с другом в головном мозге. Точно так же компьютерные программы моделируют возникновение искусственной жизни, реконструируя экосистемы, которые развивают собственные формы сложного поведения благодаря непрерывному взаимодействию и совершенствованию относительно простых основных правил. Можно приводить самые разные примеры: от цифрового моделирования поведения птиц в стае — до компьютерной программой Polyworld, запускающую искусственную экологию математических форм, приспосабливающихся и развивающихся с течением времени. Некоторые сторонники искусственной жизни утверждают, что эти эксперименты являются не просто имитацией жизни, а уже ее формами — в кремнии. Вдохновленные новой математикой теории хаоса, некоторые экономисты точно так же стали представлять мировую экономику в качестве разновидности сложной самоорганизующейся системы, отличающейся и непредсказуемостью, и некон-тролируемостью. В процессе перекрестного идейного опыления, в результате которого и родилась теория о том, что все эти системы в конце концов связаны друг с другом, и культурологи стали предполагать, что сама человеческая культура обладает всеми признаками больших живых систем. А согласно последней фантазии новой биологии, техношаманы Интернета размышляют о том, что, благодаря непрерывному переплетению компьютерных систем во всем мире, может быть неожиданно достигнут абсолютно новый (и совершенно иной) уровень самоорганизующейся сложности (по сути, сознание в виде разросшегося на весь мир улья).
Эти новые теоретические концепции предполагают два важных следствия. Во-первых, традиционные модели причинно-следственных связей применительно к подобным системам не работают. Очевидная связь между причиной и следствием перестает существовать: мелкие причины способны вызывать значительные следствия и наоборот — внушительные причины могут привести к незначительным последствиям по отношению ко всей системе в целом. Эта мысль воплощена в ставшем уже общим местом изречении про бабочку, которая, взмахнув крыльями в одном месте, может вызвать ураган в другом полушарии планеты. Хотя теоретически эти два события связаны, на практике нет никакой надежды когда-нибудь проследить эту причинно-следственную связь. Более того, переплетение действующих в глобальных системах механизмов непрямых обратных связей — начиная с погодных явлений и заканчивая мировой экономикой — означает, что все воздействует на все в непрерывно, и этот процесс нельзя разложить на отдельные звенья в цепи причин и следствий. Как раз из-за того, что все связано, невозможно вычислить, как из одного вытекает другое. Похожим образом в медицине сейчас проснулся большой интерес к таким болезням, как синдром войны в Заливе и СПИД. В отличие от простых заболеваний при диагностике синдрома учитывается косвенная и произвольная причинно-следственная связь между основной причиной и симптомом. Эти новые представления о причине и следствии на первый взгляд серьезно противоречат традиционной конспирологии, которая предпочитает четкие истории о том, как, по выражению сенатора Маккарти, мы дошли до Сегодняшней Ситуации. В то же время, как мы показали в предыдущих главах, некоторые современные формы культуры заговора сыграли свою роль в переосмыслении того, как все связано посредством причинно-следственных связей и как мы можем представить и изобразить эти связи. Не удивительно, что конспирологические теории, скажем, о происхождении ВИЧ, колеблющиеся между буквальным и метафорическим, должны совпасть с неясными и меняющимися медицинскими определениями того, что же считать синдромом приобретенного иммунодефицита.
Вторая отличительная особенность сложных систем заключается в том, что они не просто не контролируются, а в значительной степени не поддаются контролю. Так, за поведением пчелиного роя не стоит никакого скрытого разума — даже матка является всего лишь бездумным поставщиком яиц и не несет ответственности за управление всем роем. Точно так же в мозгу человека нет никакого разумного гомункула, отвечающего за истинный разум, кроющийся за электрохимическим взаимодействием нейронов. Как объясняет Келли, одна из отличительных черт сложных коэ-волюционирующих систем подразумевает «отсутствие навязанного централизованного контроля».[483] Поскольку все горизонтально связано через сеть (вместо идущей сверху вниз цепочки команд), существует лишь небольшая вероятность, что удастся установить твердый контроль над экосистемой без риска запустить какую-нибудь непредсказуемую и нежелательную цепную реакцию, которая может выйти из-под контроля. Кое-кто из теоретиков утверждает, что это утверждение справедливо не только для природы (в том числе и искусственно созданной), но и для культурных систем. Описывая современную медиа культуру, Дуглас Рашкофф утверждает, что конспирологические теории о призрачных заговорщиках, контролирующих мировую индустрию информации и развлечений сверху донизу, уже неубедительны. «За исключением самых примитивных консерваторов и фундаменталистов, — настаивает он, — мы больше не виним какую-то группу людей вроде «культурной элиты» или «еврейского заговора» в очевидном социальном влиянии массмедиа».
