Культура, стремящаяся в никуда: критический анализ потребительских тенденций - [25]

В массовом сознании часто связывают термины «консьюмер» и «буржуй», но их отождествление в корне неправильно. Буржуазия как общеупотребительное понятие давно имеет негативную коннотацию. На самом деле буржуазия — это предпринимательская прослойка, которая, конечно, эксплуатировала низшие классы, но вместе с тем отличалась особым трудолюбием и стремлением вложить каждую копейку в производство. Консьюмтариату же присущи противоположные качества.

«Идейный» потребитель не захочет работать вахтером, техничкой, врачом и т. д. Парадоксально то, что адепты потребительства сами не хотят заниматься производством (недаром шопинг многие воспринимают как вид деятельности, альтернативный труду), но при этом испытывают в нем потребность, поскольку потреблению без производства не обойтись. Однако за низкооплачиваемую «черную» работу почти с радостью хватаются выходцы из бедных стран и прочие эмигранты — трудолюбивые, мало потребляющие, с низкими запросами. В итоге территориальный этнос перекладывает «черную», но все же необходимую для общества работу на эмигрантов, без которых уже обленившийся социум жить не может. Однако эмигранты, проживая на территории чужой страны, не всегда считаются с культурными устоями доминирующей национальной прослойки. Так, некоторые из мусульман проявляют культурный изоляционизм и не приемлют культурных ценностей русских, а часть из них считают последних неверными. Образ жизни определенных групп эмигрантов носит законсервированный субкультурный характер, которому свойственно неприятие русской культуры и неуважение к традициям и жизненным нормам коренного этноса. В России возможно серьезное изменение общественной структуры из-за сосуществования таких факторов, как отрицательный естественный прирост населения и демографический прирост за счет миграции; при убыли русских вероятен приток мигрантов, и Россия из страны русских рискует превратиться в страну без русских. Следовательно, в обществе, готовом принять в свое лоно всякого, кто согласен «работать за еду», зреют гроздья гнева, которым для выплеска злости на эксплуататоров необходим только численный рост, кстати, с лихвой осуществляемый в том числе посредством государственной политики. А если учесть вполне вероятную возможность природных катастроф, которыми обглоданная планета отреагирует на «человеческий фактор», в слабую Россию может хлынуть целая волна обездоленных народов, которых природные катаклизмы сильно тряхнут[40]. И ясно, чего от этого стоит ожидать в будущем. Культура и так далеко не в лучшем виде, система образования «хромает», да еще перспектива конфликтности на межкультурном уровне говорит о своем приближении.

Сегодня и так достаточно большой миграционный поток очень слабо контролируется. В результате притока рабочей силы из других стран происходит сокращение рынка труда, снижение уровня заработной платы коренного населения, ущемление трудовых прав российских граждан, рост безработицы, нарушение этнического баланса населения, ухудшение криминогенной и санитарно-эпидемиологической обстановки[41]. Особого внимания заслуживает то, что эмигрантами совершается множество преступлений: изнасилования, торговля наркотиками, убийства, грабежи и т. д. Если эти мигранты еще и активно размножаются в чужой стране, они тем самым рождают общественную маргинализацию. Так, дети этих мигрантов идеологически интегрируются в господствующую потребительскую культуру, а их родители не могут заработать столько денег, чтобы данная интеграция произошла не только идеологически, но и фактически. Выполнять ту же работу, что их родители, дети не хотят. Уровень притязаний мигрантских детей возрастает, а их материальный достаток вступает в противоречие с притязаниями. В таком случае они пополняют уличные банды и множат преступность. То же самое следует сказать и про подростков, относящихся к коренному этносу, которые хотят, но не могут интегрироваться в соблазнительное потребительство; последнее размывает границы легитимного поведения и вносит неясность в их репрезентацию. Когда в стране существует не одна из этих групп, а обе, преступность растет благодаря как тем, так и другим. Когда готовых работать за еду мигрантов становится мало, когда их притязания возрастают, стране становится необходимо завозить новое поколение еще пока не соблазненных потребительством мигрантов для «черной» работы, которое, в свою очередь, поспособствует усилению описываемой тенденции, связанной с их детьми. Круг замыкается.

Как мировая корпоратократия, экономически закабаляющая страны третьего мира и вынуждающая их население искать труд за границей, так и сами обездоленные мигранты являются номадическими единицами. Между этими принципиально различными по статусу группами находится коренное население тех или иных принимающих поток эмигрантов стран. Если для первых пространство утратило всякое значение, перестало быть хотя бы минимальным барьером, то для вторых его преодоление затруднительно, но неизбежно. Для одних номадичность — проявление безграничной свободы. Для других номадичность — вынужденная мера против голодной смерти. Одним она дает возможность дематериализовываться, преодолевать любые препятствия и олицетворять собой анонимную мировую власть. Для иных она символизирует невозможность приспособить к своим нуждам родную землю. Одни с радостью летают первым классом. Другие, преисполненные раздражением и недовольством, вынуждены зачастую путешествовать тайком, нелегально и совсем не на тех транспортных средствах, на которых проявляют свою мобильность люди «первого класса». Локальность — признак закабаления, связанности по рукам и ногам и беспомощности. Но и понятие мобильности имеет различный и даже противоположный смысл для находящихся у подножия и для восседающих на вершине новой иерархической системы. Вероятно, среди коренного населения, сжатого номадичными мигрантами и экстерриториальным капиталом, будет возрастать ненависть как к корпоратократии за ее вмешательство в их экономику, так и — в особенности — к пришлым людям, живущим на чужой земле и следующим своим законам и правилам. Так что неудивительны вспышки национализма, кризис мультикультурализма и ряд межстрановых конфликтов. Глобализация, характеризующая себя сломом последних барьеров для движения глобального капитала, способна показать свою другую сторону, изнанку, в соответствии с которой возникнут новые барьеры для мигрантов «низшего класса» — национализм, ксенофобия, законы о миграции и прочие методы сдерживания наплыва дешевой рабочей силы.