Культура на службе вермахта - [60]
В Третьем Рейхе все праздники были классифицированы: политические утренники, циклические годовые праздники (Feier des Jahreslaufes) и семейные праздники (Lebensfeier)>{343}. Самой важной частью повседневности тоталитарного общества были упомянутые политические утренники (Morgenfeierf которые по различным поводам каждая местная партийная группа обязана была проводить по крайней мере один раз в месяц, затем планировалось проводить утренники каждые 15 дней, а потом — раз в неделю. Эти утренники призваны были конкурировать с христианскими богослужениями и заменять их>{344}.
Поначалу тема утренников была произвольной, а с декабря 1941 г., когда последний годовой утренник по всей стране был посвящен Паулю де Лагарду, по распоряжению Розенберга они начали проводиться «в один день, в один час, во всех гау и во всех местных партийных организациях одновременно и на одну тему>{345}. Тематика утренников могла быть различной: юбилейные даты, связанные с великими немцами, воспитательно-мировоззренческие темы, поминовение погибших героев. Часто утренники сопровождались патетическими декламациями, тщательно подобранной музыкой. Стремление организаторов вызвать «возвышенные чувства» было небезуспешным, а эстетически некоторые утренники находились на высоком уровне. Первый утренник транслировался по радио в первое воскресенье июня 1935 г., а в декабре 1936 г. в Берлине был устроен первый общедоступный утренник. С началом войны утренники стали самостоятельной формой публичных мероприятий нацистов, они проводились регулярно и должны были мобилизовать готовность к борьбе, самопожертвование, веру, чувство долга, верность, храбрость, мужество. После вступительного слова партийного лидера следовали выступления поэтов, звучала музыка Генделя, Баха, Бетховена. Особенно ценилось хорошо скомпонованное действие: к примеру, в завершающей стадии праздника совершалась торжественная передача «короны урожая» высокому партийному начальству, награждение «Почетным крестом» в День матери, выдача партийных значков принятым в партию>{346}.
Между большими нацистскими и местными народными праздниками были и мероприятия, заполнявшие будни: дни немецкой музыки, неделя немецкого театра, мюнхенские дни немецкого искусства и другие.
Нацисты использовали и некоторые национальные памятные даты: день гибели (26 мая 1923 г.) героя антифранцузского сопротивления в Руре Лео Шлагетера (он стал нацистским идолом, хотя в партии не состоял), день Ютландского (1916 г.) морского сражения — 1 июня; с 17 марта 1935 г. стали отмечать день, когда в 1813 г. королевским указом Пруссия была призвана к оружию, в этот же день Гитлер объявил о введении всеобщей воинской повинности>{347}; день рождения Фридриха Великого. Региональные копии Нюрнбергских имперских съездов представляли собой съезды членов партии отдельных гау.
Кроме упомянутых, были и второстепенные нацистские праздники, например, 28 марта было объявлено в 1936 г. «Немецким народным днем чести, свободы и мира»
Такое обилие праздников вызывало у немцев смешанные чувства: с одной стороны, люди радовались, что государство само взялось за культивирование народных обычаев и праздничных церемоний, а с другой стороны, многих раздражало то, что некоторые праздники были исключительно партийными. На количестве выходных дней, впрочем, это обилие не отражалось.
Немецкая обыденная жизнь и общественное мнение в войну
«Война — это сначала надежда, что кому-то от нее станет легче, потом — ожидание, что некто получит по заслугам, потом удовлетворение, что другим от нее не легче, потом — ошеломляющее открытие, что от нее всем стало только плохо».
(Карл Краус)
В 1914 г., в момент объявления войны, в Германии царила невиданная эйфория, необыкновенное патриотическое воодушевление: этот феномен получил даже специальное название «идеи 1914 г.» — в 1939 г. о подобных эйфорических настроениях не могло быть и речи. Вторая мировая война началась без всякого воодушевления и подъема патриотических настроений. Утром 1 сентября 1939 г. Гитлер заявил по радио, что «в 5.45 утра вермахт вынужден был ответить выстрелами на выстрелы и бомбами на бомбы». О том, что утром 1 сентября «выстрелами на выстрелы» отвечали не немцы, а поляки, Германия узнала значительно позже; тем не менее, не было никаких фанфар, никаких патриотических манифестаций, никакого воодушевления, никаких объятий и цветов — в немецком обществе царили пассивность, замешательство, сомнамбулическая пассивность. Состояние неопределенности и подавленности, постигшее немцев 1 сентября, постепенно прошло. Многие простые немцы хотя и опасались, что большая война рано или поздно начнется, но одновременно надеялись, что государственное «искусство» Гитлера сможет этому воспрепятствовать. Даже когда война уже была в разгаре, люди продолжали верить, что так же, как в случае с Чехией, все обойдется без вмешательства Запада, и немецкие территориальные претензии будут удовлетворены к общему согласию
