Культура Древнего Египта. Материальное и духовное наследие народов долины Нила - [64]
Среднее царство вернуло Египту преимущества, связанные с миром, процветанием и мировым господством, но ценой этих важнейших достижений была потеря огромного потенциала. Египет стоял на пороге ошеломительного открытия – святости и ценности прав человека. Возможно, это произошло слишком рано для того, чтобы достигнуть полного признания данных идеалов. В то же самое время в Вавилонии была предпринята попытка разработать систему, в рамках которой права человека были обеспечены и защищены законом, а египетский путь заключался в поисках справедливости. Но справедливость, маат, была богиней, и, как богине, ей было непросто найти свое место среди простых людей. Когда же после успешного восстановления государства цари XII династии смогли продемонстрировать свою способность быть богами, они снова стали судьями и вершителями маат. Египтяне охотно согласились на это. У них было достаточно продовольствия, они были заняты делом и знали о возможности продвижения по службе; все это было значительно лучше анархии Первого переходного периода. Чем больше процветало государство, тем больше размывались идеи о том, что творец создал всех людей равными, и о том, что даже самый бедный человек обладает прирожденными правами. Царю больше не нужно было бодрствовать и отказывать себе во всем, заботясь о своем стаде; оно слишком разжирело для того, чтобы разбрестись далеко от его трона.
Мы уже достаточно ознакомились с египетской цивилизацией, чтобы попытаться дать ей какое-то определение. Несмотря на то что современному человеку не дано поставить себя на место древних, чтобы понять, как они думали и чувствовали; на то, что мы на все смотрим сквозь призму современности и что в будущем все наши выводы непременно подвергнутся коррекции, как историки мы просто обязаны сделать подобную попытку. Заверим читателя – и самих себя – в том, что мы в достаточной мере осмыслили информацию, которая лежит в основе наших интерпретаций. Мы должны осознавать, насколько благожелательно мы относимся к людям, которых изучаем, а также степень нашей неосведомленности, которую еще предстоит преодолеть. Изучая столь отдаленную от нас по времени культуру, как древнеегипетская, о которой мы располагаем весьма ограниченным количеством источников, причем большая часть из них предвзята, и духовный опыт носителей которой столь отличен от нашего, мы должны понимать, что все попытки ее осмысления будут довольно условными, тем не менее они необходимы.
Другая причина, по которой нам необходимо попытаться описать личность египтянина, заключается в том, что в своем повествовании мы приближаемся к моменту, когда личность начала подвергаться изменениям, причем довольно радикальным. В предыдущих главах мы рассматривали формирование культуры, ее мощный всплеск в эпоху Древнего царства, ее выживание в пору первой серьезной болезни и ее трансформацию в эпоху Среднего царства. И, несмотря на изменения, она представлялась нам той же по духу и внешнему выражению. Характер египетской культуры, сформировавшийся при царях IV династии, к XII династии уже обветшал, но оставался неизменным. Затем, как нам представляется, ее облик изменился настолько, что стал полной своей противоположностью. Если мы правы, то прежний характер возродился во времена XVIII династии, но он был уже другим по духу; к XII династии он был также уже другим, и внутренняя суть древнеегипетской культуры была утрачена. Все последующее время, на протяжении тысячи лет, египтяне слепо искали то, что они считали сокровищем, но потеряли, однако их поиски оказались напрасными: внутренняя суть культуры уже была мертва, и в своем внешнем выражении она не могла вернуть утраченное. Что же составляло эту внутреннюю суть?
Мы утверждали, что важным элементом психологии египтянина была убежденность в своей избранности, из которой происходили самоуверенность, наслаждение жизнью как таковой и терпимость к отклонениям от самых строгих правил. Египтяне никогда не занимались самоанализом и не предъявляли жестких требований ни к себе, ни к другим, поскольку в них не было страха. Они чувствовали себя творцами собственной судьбы, построившими горделивую, богатую и благополучную культуру, пережившими внутренние беспорядки и вернувшимися к полноценной жизни. Это чувство безопасности и неколебимости своего предназначения могло быть следствием географической изолированности страны, уходить корнями в плодотворную черную землю, быть подогрето благодатным африканским солнцем и обостряться жесткой и скудной жизнью пустыни, что окружала Египет. Или же его истоки слишком непостижимы для понимания современного человека. Тем не менее оно придало египетской цивилизации характерную для нее жизнерадостность. Догматическим выражением этого явления была вера в то, что Египтом управляет сам бог, что сын от плоти солнечного бога властвует в Египте и вековечно защищает его. Чего же в таком случае было бояться?
