Культура Древнего Египта. Материальное и духовное наследие народов долины Нила - [107]

Нам известно достаточно много о главном сражении Рамсеса II с хеттами в Кадеше-на-Оронте, которое произошло на пятом году его правления. Царь приложил много усилий, чтобы оставить в истории именно свою версию этого события. Несмотря на воздаяние должного личной доблести Рамсеса, следует признать, что сам рассказ о сражении не вызывает восхищения умом или дальновидностью царя[272]. Имея неудачную диспозицию, он попал в засаду хеттов и вынужден был пробивать путь, чтобы спасти себя и часть своей армии. Поскольку очевидной его целью было захватить Кадеш и отбросить армию хеттов назад в Малую Азию, Рамсес II потерпел явное поражение. Прежде в истории Египта не случалось событий, отчет о которых занял бы так много места на стенах древнеегипетских храмов. Рамсес вернулся в Египет, чтобы отпраздновать великую и чудесную победу, заявив, что «он отразил нападение всех народов ужасом, который внушал, а сила его величия защитила его армию, и потому все прочие страны превозносили его хладнокровие». Факт того, что он попал в западню или не обратил хеттов в бегство и не взял Кадеш, был забыт во имя экстатического восхищения его сверхчеловеческим мужеством и доблестью, проявленным при освобождении из засады, «в одиночку, когда никого не было рядом с ним». В 400 милях (643 км) от Кадеша можно было беспрепятственно превозносить славу этой победы.

По утверждению Рамсеса, он в одиночку отбил два наступления. В засаде его окружали «двадцать пять сотен упряжей лошадей (боевых колесниц) на пути его, все воины вражеской хеттской армии, и прибыли они из других земель: Арцава, Мизия, Педасия, Кешкеш, Ирвен, Киццуватна, Алеппо, Угарит, Кадеш и Ликия. Стоя по трое на колеснице, они действовали вместе». Он помолился Амону, и, когда бог пришел ему на помощь, царь «узрел двадцать пять сотен боевых колесниц, среди них был я, и стали они горами трупов перед моими лошадьми». Когда царь хеттов увидел это, он начал вторую атаку, «великое множество царевичей, каждый из которых сражался на собственной колеснице, оснащенной боевым оружием: царевич Арцавы, царевич Мизии, царевич Ирвен, царевич Ликии, царевич дарданцев, царевич Кешкеша, царевич Каркемиша, царевич Киликии, царевич Алеппо и братья их из хеттов, и выступили они совместно. Вместе у них была тысяча колесниц». Египетский рассказ противопоставляет доблесть Рамсеса II трусливой осторожности царя хеттов Муваталли, который не присоединился ни к одной из атак, но «стоял отвернувшись, дрожа, преисполненный страха». Шесть раз фараон бросался на врага, и «стала белой равнина Кадеш» от тел убитых, прежде чем разбросанная египетская армия смогла присоединиться к нему тем вечером. Очевидно, что мы не можем с полной серьезностью принять на веру рассказ о чудесном воителе, в одиночку победившем в общей сложности тридцать пять сотен боевых колесниц, на каждой из которых было по три северных воина. В реальности, должно быть, египетские войска попали в засаду, выбравшись из которой египтяне не позволили хеттскому союзу одержать безусловную победу. Рамсес был разбит, однако Муваталли оказался не способен обратить египтян в бегство. Небольшой успех, который Рамсес смог извлечь из серьезного поражения, был раздут до великого личного триумфа[273].

Подобный анализ истории о битве при Кадеше не соответствует официальной идеологии Древнеегипетского государства, согласно которой любое достижение или успех является безусловным результатом могущества фараона, а его поражение или неудача были просто немыслимы. В рамках этой идеологии между данным рассказом о поражении при Кадеше и историей о реальной победе Тутмоса III при Мегиддо нет принципиальной разницы. В обоих случаях перед сражением фараон держит совет со своими советниками, во время которого проявляется его превосходящая мудрость. В обоих случаях победа заявлена как личное достижение фараона, сделанное при поддержке бога Амона. Миф о божественной природе царя, единственного воплощения государственности, породил узнаваемую литературную форму, благодаря которой рассмотренный факт был подан в другом аспекте, связанном с выражением искреннего и благоговейного уважения к фигуре фараона[274]. Однако отчет Тутмоса III о битве при Мегиддо качественно отличается от рассказа Рамсеса II о битве при Кадеше эмоциональной окраской изложения. В рассказе Рамсеса II слишком много торжества: он простирается во всю ширь внутренних стен храмов Карнака, Луксора, Западных Фив, Абидоса, Абу-Симбела и, возможно, утраченных храмов Дельты; его настойчивость искажает восприятие события, превращая поражение в оглушительный триумф. При этом очевидно, что он был глупым и преступно неэффективным полководцем и не смог достичь поставленных целей в битве при Кадеше. При этом нельзя отрицать его храбрость и способность перестроить свою армию и вернуть ее в Египет, сохранив боевой порядок. Мы можем понять желание отстаивать моральную победу, основанную на этом небольшом успехе, вырванном из зубов полного разгрома. Однако же факты таковы, что высокомерные и напыщенные заявления о победе представляются как неискреннее хвастовство, так похожее на раздутые объемы памятников Рамсеса II или его беззастенчивое присваивание памятников своих предшественников. Чтобы скрыть неудачу в попытке добиться славы прошлого, использовалась откровенная навязчивая пропаганда.