Культ Ктулху - [103]

Коллум в муках сжал кулаки.

– Вы понимаете, с чем мне пришлось жить, Натан? Вас все еще удивляет, что от нервов у меня ничего не осталось?

Баттрик беспокойно поежился: рассказ Коллума против воли затягивал его в какую-то мрачную бездну. Теперь и ему стало неуютно сидеть всего в нескольких футах от гобелена. Сколько раз он входил в эту ветхую комнату, чтобы принести облегчение больному – и даже не подозревая, что за ужас отделяют от него всего несколько дюймов гипса и досок.

– Тогда мы поняли, – снова заговорил Коллум, – что его мерзостные аппетиты со временем только растут. Мы осознали, что эти дикие события – отнюдь не случайность. Воплощение зла, рожденное второй женой моего отца – не могу и никогда не смогу называть ее даже мачехой – воистину повзрослело. Целую неделю после похорон Арнольда оно кричало. Эти крики я буду слышать до самого своего смертного часа. Страшный, злобный вой, который было слышно даже за стенами дома. Амадей с кнутом больше не могли держать его в повиновении. Я затыкал себе уши ватой, принимал лауданум, напивался до бесчувствия – ничего не помогало. Ничто не могло укротить дьявольское отродье. Именно тогда, уже дойдя до грани, я принял решение… и если человек может быть проклят за что-нибудь – я буду. Я должен был заставить его замолчать, вы понимаете, Натан? Должен!

Баттрик медленно кивнул, не дерзая предположить, какое мрачное откровение ждет его дальше.

– Я приказал Амадею… – и вот, даже сейчас я не могу заставить себя сказать это вслух!

Коллум отчаянно сражался с подступающими эмоциями. Он даже вскочил с кушетки и принялся мерить шагами комнату.

– Помимо того, что он мой единственный слуга и камердинер, – наконец выдавил Лоресн, – Амадей еще и сторож нашего городского кладбища. Понимаете, что я хочу сказать?

– То есть те кости в камере… и пряди на полу – это волосы? – недоверчиво вопросил Баттрик.

– Представляете, сколько вечеров я лежал, простертый в этом самом кресле, слушая звуки кощунственной трапезы этого демона? Представляете, как часто я думал о том, чтобы убить себя – да я бы на что угодно пошел, лишь бы только избавиться от этой чудовищной опеки! Даже Амадей не устоял перед заразой – я думаю, ему нравится ухаживать за тварью и наказывать ее кнутом: так он чувствует свою власть. Старик считает меня слабым и презирает, потому что нервы мои не выдерживают напряжения. Но это бремя, Натан… помоги мне Боже, я – опекун вурдалака!

За этим исполненным страсти признанием последовало долгое молчание. Воздух в комнате сгустился. Баттрик встал и открыл французские двери, выходившие на террасу и дальше – на подъездную дорожку. Небо все еще пылало, и только хор лягушек на Мохеганских болотах возвещал о приближении ночи. Ночные птицы, гнездившиеся вокруг дома, еще не вылетели на свою сумрачную вахту.

– Есть ли опасность, что оно снова вырвется на свободу, Лоренс? – спросил в тишине доктор.

– Железная дверь до сих пор выдерживала все его попытки, – ответил тот. – Иногда оно кидается на дверь по часу кряду. Его ярость ужасна. К счастью, пока дверь и косяк выдерживают.

Он тяжело вздохнул.

– Но одной только железной двери не хватит, чтобы удержать такое могучее зло. Его надо уничтожить, Натан, и поскорее. Я больше не могу защищать город от его аппетитов. А теперь, когда я открыл вам нашу фамильную тайну, я чувствую, что действовать придется быстро, иначе зверь войдет в силу, и уже ничто не сможет его остановить. Оно слышало, как я предал его, и теперь алчет моей смерти.

Это окончательно убедило Баттрика. Цивилизованные добродетели благоразумия и милосердия утратили над ним всякую власть. Собственный сегодняшний опыт и отчаяние хозяина дома пробудили в нем первобытный страх неизвестного. Он согласился принять участие в уничтожении твари и поклялся, что никому ни слова об этом не скажет.

Коллум заверил его, что вполне в состоянии провести еще одну ночь в доме бок о бок с Адским Дитятей, и Баттрик решил вернуться в город. Назавтра он снова приедет в усадьбу, чтобы вместе с хозяином спланировать казнь и погребение чудовища, так как копать могилу все равно лучше при свете дня.

На крыльце, стоя под зубастой китовой аркой, Коллум крепко пожал ему руку.

– Жалко, что отец не сделал этого с самого начала, – сказал он. – Тогда и он, и мы с Эммой могли бы избегнуть этой напасти, что так медленно выпивала наши жизни.

Он пробежал рукой по холодной кости.

– Я знаю, что где бы он сейчас ни был, отец одобряет то, что мы намерены совершить.

Баттрик молча кивнул в знак согласия. Он пожелал хозяину дома доброй ночи и погнал упряжку во тьму. Когда он проезжал ворота, козодои снова затянули свою неумолчную песнь. Их скрежещущие вопли мигом лишили осенний вечер всякого покоя.

Дома доктор долго лежал без сна: живые картины того, что он увидел и услышал сегодня, не давали сомкнуть глаз. Стоило ему смежить веки, как Адская Колыбель тут же вставала перед мысленным взором во всех отвратительных подробностях. Как ни старался, он не мог стереть из памяти яростный лик Дитяти, исполненный такого зла, что, казалось, просто невозможно измучить живую плоть и кости до такой степени, чтобы они обрели такое дьявольское подобие. Еще бы Капитан Хью не отказался считать себя родителем подобного монстра!