Куликовская битва - [3]
Описанное архивное разыскание — один, может быть, эпизодический факт, подтверждающий, однако, документальность Летописной повести и ее приближенность к описанному в ней событию.
Задонщина — поэтическое произведение, возникшее до 1392 г., возможно, даже в 1380 или 1381 г.[13] Автор его воспользовался не дошедшим до нас сочинением Софония рязанца (похвала князьям Дмитрию Ивановичу и Владимиру Серпуховскому, написанная «гуслеными словесы»)[14] и Словом о полку Игореве. В Задонщине отмечены действия отряда во главе с князем Владимиром Андреевичем и упомянут поединок Пересвета с татарским богатырем. Особенность Задонщины — подробное упоминание разнообразного вооружения русских и их противников. В отношении номенклатуры военной техники, использованной в великой битве, сведения данного источника являются основными. Следует заметить, что в списках Задонщины, содержащих поздние добавления, первоначальные наименования вооружения частично менялись, приспосабливаясь к фразеологии своего времени[15].
Сказание о Мамаевом побоище — воинская повесть в нескольких редакциях, древнейшая из которых (основная), по мнению ряда авторов, восходит ко времени, близкому битве[16]. Cлова Сказания: «Се же слышахом от вернаго самовидца, иже бе от плъку Володимера Андреевича»[17] — показывают, что при его создании были использованы рассказы участников и очевидцев битвы. Автор Сказания пользовался достоверными источниками, в том числе какими-то документальными записями и Задонщиной. В Сказании имеются строки (уход князя Дмитрия Ивановича с поля боя, вымышленное пребывание митрополита Киприана в Москве), навеянные послекуликовским периодом. В то же время в нем приведены основные подробности о Куликовской битве, ее участниках и героях. Из Сказания мы узнаем, что исход сражения решило выступление засадного полка[18].
Чрезвычайный интерес в одном из вариантов основной редакции Сказания о Мамаевом побоище представляет перечисление воинов, видевших великого князя во время боя: Юрки-сапожника, Васюка Сухоборца, Сеньки Быкова, Гриди Хрульца. «Перед нами имена безвестных героев Куликовской битвы, а в их числе ремесленник-сапожник. Нельзя лучше представить себе всенародность ополчения, бившегося с татарами на Куликовом поле, чем назвав эти имена»[19]. В целом сведения, приведенные в Сказании, имеют бесспорную историческую ценность и основаны на ряде не дошедших до нас записей[20].
Особое место среди источников о Куликовской битве занимает уникальное своими подробностями повествование Никоновской летописи, вобравшее Летописную повесть, Сказание о Мамаевом побоище и некоторые сведения неизвестного происхождения[21]. Комплекс никоновских записей компилятивен. Он складывался в течение XV— первой половины XVI в., что отнюдь не отрицает его исторической ценности. Так, только в Никоновской летописи есть заслуживающие доверия известия о пришедшей на Куликово поле русской пехоте и татарском строе, ощетинившемся копьями, в котором можно тоже предполагать пехоту. Представление о том, что татары воевали только конными, следовательно, не подтверждается.
Нужно, наконец, назвать труд В. Н. Татищева «История Российская». Его известия в научной литературе, посвященной рассматриваемой теме, обычно не используются[22]. Между тем в нем приводятся очень интересные, неизвестные по другим источникам детали сражения, такие как поведение полков на поле боя. Автор не всегда точно воспроизводит имена участников события,[23] но указанная им численность русских войск (60 000 человек), по-видимому, более истинная, чем во всех других источниках. Конкретные сведения о ходе битвы заслуживают внимания и находят, в частности, подтверждение в приблизительно современных Куликовской эпопее среднеазиатских источниках (см. с. 53 сл.). Эти сведения, таким образом, не придуманы в XVIII в. и не являются следствием авторской интерпретации или произвольного прочтения каких-то древних текстов. Сопоставляя записи Татищева, повествующие о сражениях средневековой Руси, с летописным изложением, можно в большинстве случаев убедиться, что первые иногда содержат неточности в написании имен, терминов, но не переосмысливают фактов[24].
Сохранились лицевые рукописи Сказания о Мамаевом побоище в списках XVII–XVIII вв., часть из которых восходит к значительно более раннему времени[25]. Для нас интересны военные архаизмы, указывающие на более глубокую, чем XVII в., древность изображений, и самостоятельная сверхтекстовая информативность миниатюр. Характерны изображенные там тесные поотрядные конные построения, каждое под своим стягом, сшибки на копьях, князья и воеводы в шапках (знак ранга) в отличие от воинов в шлемах[26]. Обо всем этом сопровождающий миниатюры текст молчит. Эпохе зрелого средневековья на упомянутых рисунках соответствуют доспехи из пластин, круглые щиты[27].
Для иллюстрации настоящей работы привлечены миниатюры Лондонского списка Сказания о Мамаевом побоище, а также Лицевого свода XVI в.
