Кулаки пустыни - [9]

Ноги Миллера подкосились, он стал заваливаться вперед, но прежде, чем Джек успел упасть, хук справа поднял его в воздух и швырнул спиной на канаты, по которым он и сполз на пол — без сознания. Восторженно аплодируя виртуозной работе Карнеса, зрители, увы, не поняли главного.

Ведь именно в этот момент на небосводе спорта зажглась звезда Кирби Карнеса — новая звезда старой закалки. Да, в мир джаза, коктейлей, сброшенных идолов ворвалось свежее дыхание прошлого — человек-боец, искренне верящий, что его главное дело в жизни — бой, борьба, поединок.

Остановись, мгновенье! Вернитесь назад, года! Вот он, Кирби Карнес. Бронзовокожий варвар из пустыни, обладающий ловкостью пантеры и всеразрушающей яростью песчаной бури.

Кирби Карнес был любимым творением Джона Рейнольдса, в которое он вложил все свое мастерство, весь свой опыт. Великие тени прошлого ступали по рингу бок о бок с Карнесом. Тени тех дней, когда бокс был искусством, а не шоу-бизнесом.

Вынырнув из ниоткуда, Карнес сверкающим метеором пронесся по спортивному небосклону. Журналисты писали, что он не просто дерется, но сражается за победу в высоком смысле этого слова. В то время как чемпионы-тяжеловесы изображали на публике этаких бродвейских попрыгуний, Карнес, не рисуясь, тяжело, потом и кровью пробивал себе дорогу по крутой, шаткой лестнице спортивных успехов.

Его больше не называли железным человеком — не потому, что он утратил свою фантастическую выносливость, нет. Просто в бою он уже не зависел только от нее — единственного козыря железного бойца. Под руководством Джона Рейнольдса он стал настоящим боксером. Непредсказуемый, как само проведение, быстрый, как дикая кошка, с кулаками, словно начиненными взрывчаткой, Кирби Карнес был тем бойцом, о котором менеджеры мечтали, пожалуй, со времен Джема Фичча.

За год, прошедший после победы над Миллером, Карнес поднялся почти на самый верх лестницы, разрушил все устоявшиеся представления о рангах. Восемнадцать боев — восемнадцать побед — восемнадцать нокаутов, из которых ни один нокаут не был договорным или подставным! Теперь лишь один человек стоял между ним и званием чемпиона — легендарный гондурасец Лопес. Не блещущий острым умом, он был силен, как буйвол, а его правая рука напоминала булаву средневекового рыцаря — и по силе удара, и по виду. Пока Карнес переезжал из города в город Западного побережья, одерживая победу за победой, Лопес на востоке превращал в отбивные соперника за соперником.

Встреча этих двоих была неминуема. Лучше всех создавшуюся ситуацию обрисовал Лундгрен — известный в спортивных изданиях карикатурист. Он изобразил Карнеса и Лопеса стоящими на груде тел поверженных соперников и свирепо разглядывающими друг друга с противоположных концов континента.

Их встречу, пожалуй, можно было назвать матчем на звание чемпиона. Ведь после этого боя с победителем должен встретиться официальный чемпион, но всем было ясно, что любой из двух претендентов запросто выиграет у чемпиона, который с тех пор, как завоевал титул, переместил свои тренировки в ночные клубы и дорогие рестораны.

Крупнейшие боксерские клубы Чикаго и Нью-Йорка дрались за право проведения этого матча. Но предпочтение было отдано куда более скромной «Золотой перчатке». Так Рейнольдс расплатился с Хопкинсом за оказанную когда-то услугу.

Газеты наперебой кричали о предстоящем матче. И где-то в пыльных переулках, прилегающих к Барбари-стрит, кое-кто из посетителей боксерского клуба грустно вздыхал, вспоминая «льва пустыни», и шептался о чем-то с соседом, склонив голову над очередным номером «Спортивного обозрения».

5

Наступил вечер поединка. Боксеры прошли окончательное взвешивание, результаты которого были занесены в протокол: Карнес — 196 фунтов, Лопес — 210. Врачи пришли к единодушному выводу: оба в отличной форме.

Теперь, когда все организационные волнения остались позади, Карнес устроился в дальней, пустынной комнате отдыха, сел почитать книжку. Несмотря на то что денег у него и у Рейнольдса было достаточно, запросы их оставались весьма скромными. Кирби по-прежнему тренировался в простеньком зале в нескольких кварталах от «Золотой перчатки». И он очень любил несколько часов перед поединком побыть в одиночестве, почитать, подумать о своем. Секунданты и ассистенты охраняли дальние подступы к его крепости от натиска журналистов и вездесущих болельщиков-фанатов. Вот-вот из клуба должен был вернуться Рейнольдс и занять пост непосредственно перед комнатой Кирби.

В заднюю дверь неожиданно постучали.

— Войдите, — сказал Карнес, нахмурившись: это явно не Рейнольдс.

В комнату неуверенно вошел худенький юркий человек в дешевом, безвкусном костюме. Карнес молча уставился на него, пережидая, пока схлынут воспоминания о самом тяжелом, самом омерзительном периоде его жизни.

— Ну, — сказал он наконец, — и что тебе от меня нужно?

Эл Лайман облизнул губы. Он был мертвенно-бледен.

— Меня прислал Большой Джон Линч, — пробормотал он.

— И что?

— Они захватили Рейнольдса! — выпалил Лайман. — Они схватили его на улице… примерно час назад.

— Что?!

— Подожди, Кирби! Только не бей! — взмолился Лайман, отскакивая от вскочившего Карнеса. — Это не я придумал. Я вообще был против. Линч заставил меня. Он как с цепи сорвался в последнее время. Заикнись я, и он бы прикончил меня. Линч поставил кучу денег на Лопеса. Еще больше поставили другие люди — те, на кого он работает, кто планирует миллионные ставки на бой Лопеса с нынешним чемпионом. Так вот, Линч передает тебе, что ты должен лечь в пятом раунде, или они вышибут из Рейнольдса дух. И они это сделают, Кирби, я не сомневаюсь. Если ты обратишься к легавым, они его все равно убьют. А если ты послушаешься, Рейнольдса отпустят живым и невредимым сразу после матча.