Кулак Аллаха - [168]

Не дожидаясь ответа, Карим взял ее за руки и поднял со стула, потом опустил одну руку на свой локоть и повел хозяйку в гостиную. Наконец, усадив на диван, он оставил ее и ушел на кухню.

Слава Богу, подумала Эдит. Ее буквально трясло. Нет, у них могут быть только платонические отношения. Правда, он ни разу и не прикоснулся к ней по-настоящему. Такого она, конечно, никогда не допустит.

Эдит украдкой бросила взгляд в настенное зеркало. Щеки горят, волосы лежат на плечах, обрамляя лицо. Ей показалось, что теперь она первый раз за много лет стала похожа на ту, какой была два десятилетия назад.

Эдит взяла себя в руки и выбрала пластинку. Ее любимый Штраус, вальсы, в которых она помнила каждую ноту: «Розы с юга», «Сказки венского леса», «Конькобежцы», «Голубой Дунай»… Слава Богу, Карим был на кухне и не видел, как она едва не выронила пластинку, пытаясь поставить ее на диск проигрывателя. А Карим, похоже, отлично ориентировался на кухне: он без труда нашел кофе, воду, фильтры, сахар.

Когда Карим принес кофе, Эдит отодвинулась в самый угол дивана, сжала колени и поставила на них кофейную чашечку. Она хотела было завести разговор о предстоящем на следующей неделе в «Мюзикферайне» концерте, на который они собирались пойти, но нужные слова никак не приходили в голову, поэтому она молча отпила глоток.

– Эдит, пожалуйста, не бойтесь меня, – пробормотал Карим. – Я ведь ваш друг, не так ли?

– Не говорите глупости. Разумеется, я ничего не боюсь.

– Вот и хорошо. Вы же знаете, я никогда не причиню вам зла.

Друг. Да, они были друзьями, потому что оба любили музыку, оперу, вообще искусство. И, уж конечно, не больше чем друзьями. Друг и любовник – какая малость разделяет эти два понятия. Эдит знала, что у других сотрудниц банка были и мужья и любовники, она видела, как волновались они перед свиданием, как пересмеивались на следующее утро в холле банка; они сочувствовали Эдит, которая была совсем одна.

– Это «Розы с юга», не так ли?

– Да, конечно.

– Это мой любимый вальс.

– Мой тоже.

Наконец-то вернулись к музыке. Это уже лучше.

Карим взял из рук Эдит кофейную чашечку и поставил ее на столик рядом со своей. Потом он встал и поднял Эдит за руки.

– Что вы…

Пока Эдит размышляла, что все это значит, ее правая ладонь оказалась в левой руке Карима, другой рукой он крепко обнял ее за талию, и вот уже Эдит медленно кружилась в вальсе на крохотном пятачке паркета, не занятом мебелью.

Пади Барзилаи сказал бы: «Не трать зря время, давай, красавчик, принимайся за дело». Что он понимает в таких вещах? Ничего. Сначала нужно завоевать доверие, и только потом последует падение. Рука Карима не опускалась ниже талии Эдит.

В вальсе Карим чуть приблизил их сплетенные руки к своему плечу, а правой рукой почти неощутимо прижал Эдит к себе. Ей пришлось отвернуться, иначе она уперлась бы лицом ему в грудь. Ее маленькие груди касались его тела, она снова ощутила запах мужчины.

Эдит подалась назад. Карим не препятствовал, он отпустил ее руку, потом, нежно прикоснувшись пальцами к ее подбородку, чуть приподнял ее голову и, не переставая кружиться в вальсе, поцеловал ее в губы.

Поцелуй никак нельзя было назвать сладострастным. Карим просто прикоснулся губами к плотно сжатым губам Эдит. Но и этого было больше чем достаточно, в голове у Эдит все смешалось, она не знала, что ей делать, то ли протестовать, то ли принимать все, как есть. Банк, герр Гемютлих, ее репутация, его молодость, его происхождение, разница в возрасте, тепло, вино, запах, сила, губы… Пластинка кончилась.

Если бы Карим сделал что-то еще, Эдит тут же вышвырнула бы его за дверь. Но он только оторвал свои губы и легонько прижал голову Эдит к своей груди. Так они стояли в полной тишине несколько секунд.

Потом Эдит высвободилась из его объятий и, сев на диван, уставилась на стенку перед собой. Карим опустился на колени и взял ее за руки.

– Вы сердитесь на меня, Эдит?

– Вам не следовало этого делать, – ответила она.

– Я не хотел, клянусь. Я просто ничего не мог поделать с собой.

– Думаю, вам пора идти.

– Эдит, если вы рассердились и хотите наказать меня, то можете сделать это только одним способом: не позволять мне впредь видеть вас.

– Не знаю…

– Пожалуйста, скажите, что мы еще встретимся.

– Предположим, что так.

– Если вы скажете нет, я брошу учебу и уеду домой. Я не смогу жить в Вене, если не буду видеть вас.

– Не говорите глупостей. Вам нужно учиться.

– Значит, мы будем встречаться?

– Хорошо.

Через пять минут Карим ушел. Эдит выключила свет, переоделась в аккуратную хлопчатобумажную ночную рубашку, умылась, почистила зубы и легла в постель.

Она не могла заснуть и очень долго лежала с открытыми глазами, прижав колени к груди. Часа через два она сделала то, чего не делала уже много лет – улыбнулась в темноте. В ее голове снова и снова мелькала одна и та же сумасшедшая мысль: а мне наплевать, у меня есть любовник. Он на десять лет моложе меня, студент, иностранец, араб и мусульманин. А мне наплевать.

В ту ночь в «Черной дыре» дежурил полковник ВВС США Дик Битти. Здесь работа не прекращалась ни на минуту ни днем, ни ночью, а в первые дни воздушной войны штабным офицерам приходилось обрабатывать вдвое больше материалов и поворачиваться еще быстрей.