Кукольный дом [сборник стихов] - [2]

Тише, тише! Слышишь шорох самописца

По листам твоей истории болезни?

В стенках ящика, уродливо раздуты,

Скачут тени — то ли люди, то ли гады.

Счетчик Гейгера фиксирует минуты

До момента твоего полураспада.

Этот ящик апельсиново прекрасен —

Опечатан, подзамочен, запаролен.

Хор крылатых выкаблучивает стасим,

Промывая обертоны алкоголем.

Замолчите, кыш отсюда! Надоели!

Был консилиум, диагноз: непригоден.

Черный ящик отправляют "ДиЭйчЭлем":

Небеса, Эдемский сад, а/я "Господень".

Там сотрудница, открыв пасьянс "Косынка",

Перепутает входящий с исходящим,

И пойдет гулять по райской пересылке

Вещь в себе, никем не вскрытый черный ящик.

Лунный камамбер

Мне бы черной краской — чтобы черней греха —

Рисовать на стенах грустных слепых котят.

У моих драконов крылышек нет — порхать,

У твоей принцессы слишком нездешний взгляд.

Камамбером лунным давится крысий взвод —

Торопитесь, черти, ибо грядет флейтист.

У моих кошмаров чувственный влажный рот,

У твоих пророчеств кем-то украден смысл.

Дочитала книгу. В список своих побед

Занесла одну убитую ночь в году.

Мой зрачок-котенок с жадностью ловит свет,

Чтоб, смотав клубочек, вышить тебе — звезду.

Кукольный дом

1.

Тряпочный синий купол

В дырках — изношен очень.

Мы поиграем в куклы,

Рыжую эту — хочешь?

Куклы — девчонки обе.

С ними, пожалуй, проще.

Вынь из коробки обувь —

Освободи жилплощадь.

Ты извини, подружка,

Царских хором не будет.

Спальный район, "однушка",

Стенки картонных судеб,

Свёрла соседских взглядов,

Гости… какие гости?

Кто-то случайный рядом,

Стыд и досада — после.

Всхлипы твоих причастий,

Стоны чужого порно…

Норна поет о счастье,

Черная злая норна.

2.

Отпустите кукле сорок моих грехов,

Пожелайте кукле выжить в чужом огне.

Пенелопа, дашь ли парочку женихов?

Да не мне, вот дура, что с ними делать мне?

Нарядите куклу — бархат, меха, шифон

(Если пластик треснет, нужно заделать шрам).

Покажите кукле, как закрепить шиньон,

Подобрать к походке — жесты, к улыбке — шарм.

Прикажите кукле плакать, терять ключи,

За помадой прятать жесткую складку губ,

Простужаться к лету, горе вином лечить,

Покупать конфеты в булочной на углу.

Объясните кукле, что у нее внутри,

Научите куклу каяться и грешить,

А потом вложите в грудь ей по счету "три"

Лоскуток — остаток глупой моей души.

3.

Ожидание судного дня до обидного нудно.

Написать бы об этом роман, да никто не заплатит.

Вспоминаю тебя, моя девочка, в лавке посудной:

Флердоранж, валансьенское кружево, белое платье.

Совершенная кукла в раю дорогого фарфора,

Галатея из Мейсена в сливочно-розовой гамме.

Как же хочется строить дворцы и сворачивать горы!

Но позволено только смотреть и не трогать руками.

Трубочистом из сказки печального мальчика Ганса

Я пытался пробиться к тебе по чужим дымоходам —

Не сумел, извини. Я, наверное, плохо пытался.

Для чего моей кукле покрытая сажей свобода?

День рождения, торт и четыре изюминки сверху…

Ты бледнеешь, ma chere, под искусной своей позолотой.

Он приехал сегодня. Ты знаешь, за кем он приехал?

Молоток опускается: "Продано! Кончились лоты!"

Он тебя разобьет непременно, а как же иначе —

Мне ведь тоже в тебе померещилось скрытое что-то —

И на волю метнется испуганный солнечный зайчик.

Вот и все, дорогая, любимая, прошлая… к черту.

В Гаммельне ветрено

Марта, Марта, надо ль плакать,

Если Дидель ходит в поле,

Если Дидель свищет птицам

И смеется невзначай?

(с) Э.Багрицкий

Марта, уже светает — прости. Пора.

Сбор объявили у церкви, сегодня в три.

Надо ли плакать, Марта? Ведь Дидель прав:

Если война не снаружи — она внутри.

Колокол воет волком, гоня беду.

В Гаммельне ветрено, флюгеры рвутся ввысь.

Твой Крысолов уходит гореть в аду

Под хоровые молитвы дрожащих крыс.

Кто им теперь надежда, спаситель — кто?

Выйти из города? Проще уж сразу в рай.

Марта, в кладовке — помнишь — его пальто?

Там, за подкладкой, флейта — играй, играй!

Гуттаперчевый мальчик

Гуттаперчевый мальчик, больная игрушка,

Иероглифы вен под фарфоровой кожей.

Забирайся под купол — мартышка, зверушка —

Обрывай пуповину страховочной лонжи.

Выходи на манеж. Под обстрелом софитов

Набухает кармином твой тряпочный панцирь.

Цирковая судьба — никудышный ловитор[1],

У нее ревматичные хрупкие пальцы,

У нее синяки — под глазами и ниже,

Рот искусан, суставы болят на погоду…

Видишь — ангел нелепым поручиком Киже[2]**

Марширует к тебе по второму проходу,

Допивая стакан полусладкой отравы.

На служебной хламиде — кофейные пятна.

Ну, последнее сальто… падение… Браво!

…Неужели ты хочешь обратно?

Неотправленное

Облетаю дурной сиренью, обнажая свое нутро.

Зарифмованной стихо-хренью заполняется монитор,

А июль разрывает строчки, превращая слова в труху,

И глумливо, подлец, хохочет, намекая мне, кто здесь ху.

Сигаретные трупы в блюдце. Пять утра. Ни в одном глазу.

Вот бы рядом с тобой проснуться — и с разбегу нырнуть в лазурь

Через форточку, прямо в счастье, до сырых атмосферных плит…

Рассыпается жизнь на части, ну-ка, где тут у нас "Delete"?

Outlook проскрипит: "Отправить?" Я отвечу ему: "Не смей!"

Кофеин, говорят, отрава — с молоком-то оно вкусней,

С молоком-то оно приятней — и сытней, и не так горчит.

Скатерть неба в белесых пятнах (надо с Ванишем замочить),

А по краю такая просинь, как со старых китайских ваз.