Вероятно, имело смысл воспользоваться этим ключом, пусть и ненадежным. Итак, днем мистер Диллет отбыл в Коксхем. В восточном конце северного придела церкви находилась часовня Милфордов, и на стене он увидел мемориальные доски с именами, найденными им в приходской метрической книге. Старший, Роджер Милфорд, по-видимому, был наделен всеми добродетелями, украшавшими «Отца, Судью и Человека». Мемориал был воздвигнут его преданной дочерью Элизабет, «которая не пережила утраты родителя, всегда пекшегося о ее благе, и двух прелестных детей». Заметно было, что последняя фраза была добавлена позже к первоначальному тексту.
Более поздняя мемориальная доска была посвящена Джеймсу Мервезеру, мужу Элизабет, «который на заре жизни не без успеха занимался теми видами искусства, которыми, продолжи он свои дерзания, мог бы, по мнению самых искушенных ценителей, заслужить имя британского Витрувия;[4] но, сокрушенный тяжким испытанием, отнявшим у него нежную супругу и юных отпрысков, он провел свой расцвет и старость в уединении, правда, изысканно обставленном. Его благодарный племянник и наследник предается благочестивой печали, ибо слишком краток перечень совершенств усопшего».
Память детей была увековечена в более простых выражениях. Оба умерли в ночь на 12 сентября.
Мистер Диллет преисполнился уверенности, что нашел в Илбридж-хаусе место действия разыгравшейся перед ним драмы. Возможно, в каком-нибудь старом альбоме для зарисовок или на старинной гравюре он еще отыщет убедительные доказательства своей правоты. Но сегодняшний Илбридж-хаус не дал ему того, что он искал. Это было здание сороковых годов, в елизаветинском стиле, построенное из красного кирпича, с каменным орнаментом. В четверти мили от него, в нижней части парка, на фоне древних деревьев, увитых плющом, в отметинах оленьих рогов, мистер Диллет отыскал следы террасы, поросшей сорняками. Здесь попадались то каменные балясины, то заросшие крапивой груды обработанных камней, на которых был топорно вырезан готический орнамент в виде листьев. Кто-то сказал мистеру Диллету, что на этом месте стоял прежний дом.
Когда он выезжал их деревни, часы в холле пробили четыре, и мистер Диллет, вздрогнув, прикрыл руками уши. Он слышал этот бой не в первый раз.
Кукольный дом, тщательно прикрытый простынями, в ожидании предложений с другой стороны Атлантики, все еще пребывает на чердаке над конюшней мистера Диллета, куда перенес его Коллинз в тот день, когда мистер Диллет отправился на взморье.
(Быть может, не без основания скажут, что это – всего лишь вариация моего предыдущего рассказа под названием «Меццо-тинто». Я лишь смею надеяться, что, благодаря иному обрамлению, повтор основной темы делается более-менее сносным.)
