Кукольник - [29]

Тут требовалась осторожность. Нельзя было давать ему возможность отомстить. Если она только ранит его, он почти наверняка поймает ее, засунет назад в Горн и никогда больше не воссоздаст заново.

К тому же если она убьет его, то останется совсем одна, так как рядом не будет кукольника, который мог бы возродить принца, Виссу и других. Она скорей согласилась бы снова стать жидкой плотью, без чувств и мыслей, чем остаться единственной живой куклой.

Замышляя убийство, Белина заснула. Ее лицо было прекрасно, как мечта: нежные черты, золотые волосы и синие, как морская вода, глаза.

Никогда в жизни Себастьян не был так счастлив, как теперь. Он больше не видел страшных снов про ту девушку с ножом в животе. Не снился ему и отец, терзающий мать, каждую ночь. Его перестало мучить необъяснимое чувство вины, и он, казалось, забыл про Пертоса Гедельхауссера и про те пять лет, что они провели вместе, кочуя по дорогам из города в город. Забыл про их странное содружество.

Они проезжали по тридцать - сорок миль в день, двигаясь медленно, как будто боялись что-нибудь пропустить. Благодаря Битти Белине у него словно открылась новая пара глаз, и теперь каждый дюйм земли восхищал его, как никогда прежде. Иногда они останавливались и стояли по два-три дня, устраивая игры на снегу, а по вечерам декламируя строки из спектакля. Время от времени Битти Белина читала ему какую-нибудь из старых книг Пертоса, и он засыпал под веселую музыку ее полудетского голоска, рассказывавшего о свершениях рыцарей и колдунов, магов и древних героев.

Иногда ему казалось, что он слышит ее голос даже в снах, в приятных снах, где солнце и вода говорили голосом Белины, даря ему покой, тепло и прохладу.

Когда идиот окончательно засыпал, отвернув в сторону свое дряблое лицо и свесив подбородок на грудь, Битти Белина тихонько закрывала книгу, которую читала, и клала ее на пол. Она вставала и торопливо пробиралась к передней двери кузова, в котором они жили. Вскарабкавшись по перекладине стула, Белина перешагивала с сиденья на панель управления, находящуюся рядом с Горном. Она заглядывала в пустую капсулу-матку, потом переходила к ручкам и начинала крутить их, стараясь обрести навык. Потом вытаскивала матрицу-диск из папки-идентификатора и вставляла ее в транслятор памяти.

Горн загорался.

Свет был ярко-зеленым.

Через смотровое окошко было видно, как капсула-матка заполнялась жидкостью.

Она поворачивала левую ручку вниз на сто восемьдесят градусов, и процесс прекращался. Жидкая плоть сливалась из капсулы-матки в резервуар до будущих времен. Матрица-диск выскакивала из щели, и она убирала ее в папку.

У Белины родилась идея, что она сама может воссоздать остальных. Идиот оставлял ольмезианскую амебу, свернутую в комочек, на задней стенке машины, а значит, все было готово к работе. Если бы ей удалось вспомнить хоть что-нибудь из того, что она видела, лежа в питательной ванне и наблюдая, как Пертос создает ее товарищей, это было бы очень кстати. Вскоре оказалось, что она все хорошо помнит и умеет.

Прежде всего ей пришлось избавиться от мысли, что кукла никогда не может стать кукольником. Белина не была так сильно связана правилами и устойчивыми представлениями о жизни, как Себастьян, хотя идея оказалась слишком смелой, чтобы она могла воспринять ее быстро. Даже Пертос не допускал мысли о том, что в один прекрасный день он вознесется на небеса и станет настоящим Богом, решающим судьбы реальных людей, а не полубогом, властвующим над жизнью кукол. В сознании кукол Горн являлся предметом поклонения, и ни одно из синтетических созданий не могло взирать на него без страха и трепета. Для них это был и рай и ад одновременно. Это был конец без конца и начало без начала. Взяться за управление Горном казалось проявлением безрассудной самоуверенности, которая должна непременно привести к чудовищной катастрофе.

Однако когда по прошествии нескольких дней у нее не возникло ничего другого взамен этой бредовой идеи, эта мысль стала представляться Белине более привлекательной и не такой уж нелепой. Постепенно она избавилась от суеверного страха и с увлечением начала готовиться к воплощению идеи в жизнь. Сама того не ведая, кукла во многом следовала заветам святого странника Эклезиана.

Обнаружив, что чтение усыпляет идиота быстрее и глубже, чем все остальное, кроме вина, которое у них кончилось, Белина начала читать ему. В эту ночь она наконец решилась подойти к Горну и попробовать, как у нее получается. Она знала, как пользоваться ручками, и представляла себе весь процесс воссоздания. Теперь Белина была не просто куклой, хотя еще не понимала, кем стала.

Она перешагнула на стул, спустилась по ножке на пол и подошла к храпевшему идиоту. Он выглядел страшно большим, огромная голова была размером почти с Белину. И хотя он такой большой, через несколько минут маленькая Белина убьет его. Эта мысль приводила ее в восторг.

Белина отыскала ножницы, которыми идиот обычно отрезал себе повязки, чтобы заматывать руку, и потащила их по холодному металлическому полу туда, где он лежал. Ножницы были ужасно тяжелые, но, хотя от этой ноши у нее заныли руки, она собралась с силами и дотащила их.