Кукольник - [35]

— Тогда, может, со мной?

Джонатан смотрел в эти синие глаза и не мог поверить. Он просто знал, что это — не Цинтия; с этим неземным ангелом, с этой нимфой должно было пить амброзию где-нибудь в предгорьях Олимпа, вслух читать Гомера и Овидия, но чтобы это?…

— Вы возражаете против моего общества? — озабоченно сдвинула брови нимфа.

Джонатан недоуменно поднял брови и торопливо затряс головой:

— Н-нет. Н-не возражаю. Буду счастлив.

Все, что было дальше, слилось для него в один непрерывный и совершенно беспорядочный сон. Его провели в маленькую уютную комнатку, и девушка начала медленно раздеваться, а обомлевший Джонатан с замирающим сердцем отметил про себя, что ее кожа такая же белая везде. Белыми были руки и ноги. Ослепительно белым оказался живот. И когда она прикрутила горелку светильника, легла на столь же белую простыню и закрыла глаза, Джонатана посетила дикая мысль, что это все неправда и что он либо спит, либо имеет дело с бесплотным духом.

Он судорожно скинул костюм, вырвал запонки, стащил рубашку и прилег рядом. Собрался с духом и заставил себя обнять ее, и вдруг ощутил, что от этого странное ощущение нереальности только усилилось: она почти не пахла!

Нет, какой-то запах, безусловно, был. Кажется, пахло дешевой карамелью, немного чем-то кислым и терпким, как забродивший тростниковый сок, но вот женщиной, то есть немного мускусом, едва заметно потом, а главное, пряной, застилающей глаза страстью, она совершенно точно не пахла!

— Давай-ка я начну, милый, — проворковала нимфа. — Ложись, не бойся…

Джонатан послушно откинулся на подушку. Он был почти парализован.

Потянулись минуты — странные и сладкие одновременно, затем он как-то освоился и что-то сделал, затем она спросила о дополнительном времени, и он кивнул, потому что совершенно не мог сообразить, сколько ему в действительности нужно, чтобы по-настоящему освоиться с этой необычной женщиной в чужой постели. А потом вдруг наступило утро, и Джонатан оделся, покорно отсчитал столько, сколько сказали, и вышел на улицу.

Солнце еще только вставало, и воздух был прозрачен, холоден и по-осеннему свеж. Обычно эти пронзительно ясные осенние рассветы давали ему обостренное чувство жизни; хотелось уйти в поле, подальше от дома, вдыхать насыщенный ароматами воздух, слушать переливы птичьих песен, трогать ладонями торчащую из топкой земли колючую щетину старого тростника. Но сегодня он чувствовал себя так, словно вернулся из царства мертвых.

Он получил то, о чем даже не мог мечтать. И он не получил ничего — так, словно всю ночь пытался поймать солнечный зайчик или наесться утренним туманом.

— Джонатан?! Ты еще здесь?

Он обернулся. Из тех же дверей выходил пьяный от коньяка и собственной удали Артур. Джонатан не нашелся, что на это ответить.

— Эй, Артур! — крикнули откуда-то сверху. — Когда еще раз приедешь?

— Не скоро, котятки мои, — помахал свесившимся из окна девушкам Артур, — теперь не скоро…

Джонатан тоже поднял голову, присмотрелся, и в глазах потемнело. Их было трое: пышногрудая брюнетка, тоненькая блондинка и еще одна, там, позади.

— Джудит?!

До боли знакомое, с характерными неистребимыми чертами семейства Лоуренс лицо на заднем плане дернулось и тут же исчезло.

— Ты что, кого-то из них знаешь? — удивился Артур.

— Там же Джудит Вашингтон! — оторопело произнес Джонатан и почувствовал, как все его тело стремительно превращается в один раскаленный слиток бешенства. — Моя беглая рабыня! А ну-ка подожди…

Не чуя под собой ног, Джонатан ворвался обратно в салон мадам Аньяни. Помчался вверх по лестнице, рванул первую же дверь и на секунду оторопел. У кровати лицом к нему стоял крепко сбитый усатый господин со спущенными штанами, а возле его ног, на коленях, к нему пристроилась та самая нимфа — почти неглиже. Она испуганно обернулась, стремительно утерла белой, почти прозрачной кистью алые губы, и Джонатан, с трудом подавив мгновенно подкатившую к горлу тошноту, стиснул зубы и решительно захлопнул дверь.

Он побежал по коридору, открывая все не запертые на ключ комнаты, заглядывая шлюхам в лицо и распугивая недоумевающих клиентов. Наткнулся на того самого сорокалетнего господина, что видел входящим в бордель вчера, дважды был вынужден извиниться и один раз едва не получил пощечину. Но Джудит нигде не было, и он гневно затребовал хозяина этого заведения, схватил прибежавшую сухую, проворную француженку за руку и принялся сбивчиво доказывать, что только что видел свою беглую рабыню.

— Что вы, мсье?! — возмутилась та. — У нас приличный салон! Все девочки до единой белые!

Джонатан вскипел и начал в голос требовать, чтобы кто-нибудь немедленно вызвал полицию. И тут его решительно дернул за рукав донельзя встревоженный Артур.

— Ты что делаешь? Ты в своем уме?

— Я тебе точно говорю, Артур! — заорал Джонатан. — Там была Джудит!

Артур поморщился и решительно покачал головой.

— Во-первых, не кричи. Во-вторых, я тебе слово даю: там были только Люси и Сюзи, ну и… Но главное, все белые, я тебе слово даю!

— Ты не понимаешь, Артур, — покачал головой Джонатан. — Она мулатка. Почти белая. Она… от отца… ты понял?!