Куколка - [7]

Но сейчас в желтом свете фонарей укрытый толстым снежным одеялом Джейкс-Корт казался волшебным и прекрасным. Да еще и на улицах не было ни души — редчайший случай. Бэлль предположила, что сегодня в борделе вечер пройдет спокойно.

В комнате стало очень тепло. Шторы были задернуты, и помещение освещалось только отблесками огня в камине и прикрученной керосиновой лампой. Бэлль не удержалась и прилегла на кровать отдохнуть. Она ожидала, что с минуты на минуту вернется Милли и удивится, когда увидит такую чистоту в своей комнате.

Девочка чувствовала, что ее клонит в сон. Она попыталась стряхнуть дремоту и спуститься вниз, но здесь было так тепло и уютно, что не хотелось даже шевелиться.

От звука шагов на лестнице Бэлль резко проснулась. Она понятия не имела, который час, но огонь в камине почти потух, что наводило на мысль о том, что уже вечер и она долго спала. Внутри у девочки все сжалось от страха. Она вновь вспомнила установленное Энни строжайшее правило: ей запрещено подниматься наверх после пяти часов вечера. Бэлль до сих пор не забыла, как ее наказали в шестилетнем возрасте, когда она осмелилась ослушаться.

Только безрассудной паникой можно объяснить то, что Бэлль спрыгнула с постели, поправила покрывало и спряталась под кровать. Уже лежа внизу, Бэлль убеждала себя: если Милли будет одна, она сможет ей объяснить, почему забралась под кровать, и попросит незаметно провести ее в кухню.

Но сердце девочки ушло в пятки, когда дверь открылась, в комнату вошла Милли… а за ней проследовал мужчина.

Милли включила лампу поярче и зажгла пару свечей. Из-под кровати Бэлль смогла разглядеть только нижнюю часть бледно-голубого, отороченного кружевами платья Милли и темно-коричневые мужские брюки и ботинки, сбоку застегивающиеся на пуговицы.

— Почему ты солгала, что тебя нет, когда я приходил на прошлой неделе? — спросил мужчина. У него был хриплый голос. Было слышно, что он злится.

— А меня и не было, — ответила Милли. — У меня был выходной, и я поехала навестить тетю.

— Что ж, сегодня я заплатил за целую ночь, — сказал посетитель.

Сперва Бэлль была изумлена, когда поняла, что он заплатил за то, чтобы остаться в комнате Милли. Но тут же у нее внутри все похолодело, когда она осознала, что оказалась в ловушке. Как она выберется из комнаты? Она не может здесь оставаться, но и вылезти из-под кровати, извиниться за вторжение и уйти тоже было невозможно.

— За целую ночь, — повторила Милли, и по ее голосу было понятно, что она напугана не меньше Бэлль.

Повисла пауза, и Бэлль догадалась, что Милли и мужчина, вероятно, целуются, поскольку они стояли близко друг к другу. Она слышала тяжелое дыхание и шорох одежды — и внезапно платье Милли оказалось на полу всего в нескольких сантиметрах от Бэлль. На пол полетела и нижняя юбка, потом настал черед мужских ботинок и штанов, и наконец для Бэлль наступило озарение: она поняла, что на самом деле значит слово «проститутка». Мужчины платят проституткам, чтобы заниматься с ними тем, чем должны заниматься со своими женами, чтобы завести детей. Она только не могла понять, почему не догадалась об этом раньше. Но теперь, когда Бэлль прозрела, ей тошно было даже думать о том, что Джимми и остальные знакомые считают, будто она тоже позволяет мужчинам проделывать с собой подобное.

Милли осталась в одной сорочке, чулках и белых панталонах, отороченных кружевом. Мужчина вместе с брюками и ботинками избавился и от пиджака — на нем осталась одна рубашка, доходившая почти до колен и не скрывающая волосатых мускулистых ног.

— Давай я подброшу углей в огонь, а то он почти потух, — неожиданно сказала Милли. Когда она нагнулась, чтобы набрать лопаткой угля из корзины, Бэлль сказала себе, что ей следует попытаться подать сигнал девушке, чтобы та вывела мужчину из спальни, но не успела она об этом как следует подумать, как мужчина подскочил к Милли, обхватил ее сзади за талию и резко сорвал панталоны так, что они треснули.

Бэлль была настолько шокирована, что ей показалось, будто у нее вот-вот остановится сердце. Из-под кровати ей была видна только нижняя половина тел — но этого было более чем достаточно. Она не хотела смотреть на округлые изгибы бедер Милли, на ее ягодицы. Не хотела смотреть на мужчину, который заставил девушку нагнуться, чтобы он мог воткнуть в нее свой член. За всю свою жизнь Бэлль только пару раз видела член, и то у маленьких мальчиков, которых мамы мыли под уличной колонкой. Но у этого мужчины член был сантиметров двадцать и твердый, как шест у парикмахерской[1]. По побелевшим костяшкам на пальцах Милли, которыми она вцепилась в камин, Бэлль догадалась, что девушке очень больно.

— Вот так-то лучше, любимая, — задыхаясь произнес мужчина, входя в нее все глубже и глубже. — Тебе ведь нравится, да?

Бэлль закрыла глаза, чтобы ничего не видеть, но слышала, как Милли ответила, что она любит это больше всего на свете. Это была явная ложь — когда Бэлль вновь открыла глаза, Милли повернулась таким образом, что Бэлль был виден ее профиль. Лицо девушки исказилось от боли.

Неожиданно Бэлль поняла, почему девушки часто выглядят такими угрюмыми и подавленными. Веселье в гостиной было обманчивым. Недолго девушкам доводилось радоваться в гостиной — им приходилось уединяться с мужчинами в своих спальнях, где они подвергались подобным испытаниям.