Куклы вуду - [15]

Пьяница имел в виду, что делать в этой жизни он ничего не умеет. Он умеет только ломать.

— Ты хочешь сказать, что ты сделать не сможешь?

— Ну, да. Эти же, куклы вуду, не продаются в магазине!

— Ну, вот, смотри, — попросила его девочка, чтоб он не отводил глаз в сторону. И ее лицо тут же изменилось.

— Ох ты! А как это ты?!

Пьяница произнес с восторгом, потому что сразу же узнал лицо, в которое превратилось девочкино.

— Не обращай внимание.

— Что значит, «не обращай»! Как ты превратилась в эту склочную бабу?!

— Ты же хотел сделать ей больно!

— Дак это же ты, а не она!

— Нет, она не настоящая. А я настоящая она. Понял?

— Нет, не понял!

— Просто я забрала ее душу, а взамен оставила ей копированную… В общем, короче, это слишком занудно объяснять! Проще сделать. Дак, делай же! Давай.

— Что делать?! — остолбенел папаша.

— Бей!

— Тебя что ли бить?!

— Вот ты тупо-ой… Я кукла вуду! Мне больно не будет, а будет жене твоей, дебил!

— Марина, просто у тебя лицо похоже на твою маму, а всё остальное, как у пятилетней. Вот я про что пытаюсь тебе сказать…

— Ты отвечаешь за свои слова?! — не знала она уже, как вбить ему всё это в голову. Чтоб он хоть во что-то поверил из того, что она сейчас говорит.

— Какая разница, отвечаю — не отвечаю…

— Я говорю: ты точно веришь своим глазам?

— А что, не «белочка» же это!

И тогда Марина прокусила себе кожу и начала пить сочащуюся из нее кровь.

5

В это время ее мать увидела, как на руке (в том месте, где вены; те самые, которые режут себе самоубийцы) сам собой образовался укус. Но, поскольку по идее она должна залить весь пол кровью, то происходит нечто совершенно невообразимое: на месте укуса кровь куда-то пропадает. На пол не льется, а «пропадает».

6

— Ты что делаешь?! — закудахтал папаша, — совсем сдурела?!

— Не обращай внимание, — донеслось от пятилетней девочки, так, словно в данный момент она не сосет собственную кровь, а разговаривает, поскольку ротик ее по идее должен быть совершенно свободен. — Сейчас ее не будет.

Марина говорила про кровоточащую ранку.

И она была права, потому что ранка действительно «сгинула». Она сгинула точно так же, как сгинула кровь, когда на нее пострела Маринина мама. Не залила весь палас, а «сгинула».

И в то время, когда отец вперился взглядом в эту «сгинувшую ранку» (он так смотрит на нее, словно понять не может), то он не видел, как пятилетняя девочка меняется полностью — превращается в сорокапятилетнюю женщину. При этом на ней рвется одежда пятилетней крохи… В том числе лопаются даже трусики…

И только тогда пьянчуга оторвал взгляд от этой «завораживающей» ранки.

— Ну что, — проговорила бывшая Марина уже и голосом своей мамы, — теперь я похожа на нее полностью?

— Э, — всё повторял этот «продравший глаза папаша», как заведенный, — а куда делась ранка-то?

— Я теперь могу управлять, — отвечала ему голая женщина, — той оболочкой.

— Чего?!

— Как кукловод.

— Я…

— Я, — перебила его женщина, — могу сделать так, что она подойдет к ванне, возьмет в руки бритву и перережет себе вены на второй руке! Хочешь?

— Не-ет, — проскрипел папаша.

— Но, дак, что? Ты хочешь сделать ей больно?

— Что-о? — опять неуклюже промямлил тот.

— Нет, если ты будешь пялиться на это место, то ты сделаешь больно не моей маме, а еще одному спиногрызу! Ты же ей должен сделать.

— Э-э… — попытался что-то промычать этот овощ. Вместо того, чтоб начать подчиняться.

— Давай, делай!

— Я не могу.

— Лично мне не будет больно, а вот ей, той, ненастоящей, да!

— Почему «ненастоящей»?

— Потому что «настоящая» — я. А она — всего лишь жалкая никчемная оболочка.

— А как это узнать?

— Ну, например, если она попытается заколоть меня осиновым колом, то сдохнет на самом деле она. То есть, она потеряет сознание, ляжет, полежит какое-то время, а потом начнет превращаться в тело пятилетней девочки, которое проткнуто колом, а я в это время встану на ноги и продолжу… так сказать, радоваться жизни. Потому что жизнь моя самая прекрасная и удивительная во всём космическом пространстве, а не такая жалкая и ненужная, какой ощущала ее в свое время она. Но дак что, ударишь меня хоть раз или так и будешь продолжать жевать сопли?

— Ну… — опять промычал этот тупица. Прозвучало, как «му-у-у…»

— Наверно, дело просто в том, что ты не понимаешь. Я должна тебе объяснить. Во всем виновата женщина, а мужчина — вечный терпила. Когда женщина мужчину задевает, то она, словно превращается в куклу. Куклу для битья. И она ему говорит… Ну, как будто бы говорит… «Я кукла-вуду. Сделай мне больно… Ведь у тебя есть враги… У пьяницы всегда есть какие-то враги… Ты можешь им отомстить… А, если врагов у тебя нет никаких, то… То ты представь себе, что я твой враг… И ударь по моей макитре… И ударь!»

— Это в переносном смысле?

— Нет, в прямом. Ты можешь меня даже убить, и тебя никто не найдет, потому что тебя не будет на месте преступления.

— Дак ты ж умрешь здесь! — недоуменно промычал пьянчуга.

— Да нет, ты не понял! Со мной-то как раз ничего не будет, потому что я бессмертна… Я же тебе хотела сказать, что я настоящая. А вот с той «куклой», с нею — да.

— Да не буду я ничего с тобой делать!

— Ну, тогда поцелуй меня. Просто поцелуй. Хоть на это ты способен?