Двое против одного. С тремя было проще, но что делать! Другой шарик все же догнал Рамона, с хрустом ударив в спину, слева от позвоночника, в районе лопатки. Сердце прыгнуло, чуть не остановившись, но то ли попали плохо, то ли сердце было хорошим — Рамон лишь мотнулся вперед и второй удар пришелся по касательной по затылку. Разворот, шаг внутрь невидимого круга, резкий выпад с глубоким приседом на левую ногу — и наваха крест-накрест полосует ноги скина с внутренней стороны. Да. Там артерия. Точнее, артерии. Ног-то две! Чтобы не думалось, лезвие снизу вверх скользнуло по гениталиям бедолаги, с силой, с оттяжкой, распахав там все, что было. Теперь поляну оглашало не сольное завывание слепого, а дуэт. Ловя дубинку лидера, а он был последним, кто остался, на руку, Рамон пропустил тяжкий удар кулаком слева в лицо. Попади такой удар в челюсть — драка была бы кончена, но удар пришелся в скулу и лишь бросил Рамона на землю. Дать ему встать вожак не собирался, удар ногой пришелся в ребра с левой стороны, отбросив Рамона по траве, следующий удар пришелся ему в район бедра, озверевший скин, похоже, просто бил в цель, которой был чертов нерусь, не понимая уже, как следует кончать этот балаган. Рамону удалось подняться на колени, и третий удар он встретил ножом, который не выпустил, в голень, лезвие прошло между костью и мышцей, и Рамон резко рванул его вверх, а потом сразу вбок, отделив здоровенный кусок мяса. Парень упал на колено, напоследок попробовав все же проломить Рамону голову, но не успел, голову Рамон убрал, удар пришелся по трапеции, а затем нож по рукоять вошел молодому недоумку в солнечное сплетение.
Рамон выдернул нож, оставив скина умирать, стоя на коленях (такое редко, но случается, человек так и не падает на землю, оставаясь стоять и после смерти), а затем, хромая и кособочась, добрался поочередно до двух других и проделал с ними в точности ту же операцию. На всю длину — в «солнышко».
Бешенство древней цивилизации, чьего прихода в неподходящий момент он так не желал, все еще бурлило в его крови. Именно оно спасло ему жизнь, охватив голову красной волной, приглушая боль и страх — но оно спасало только тогда, когда не охватывало слишком рано. В этот раз ему удалось отконтролировать его приходи и кинуть в нужное русло. Он обтер наваху о штанину одного из покойников, сложил ее, убрал и попытался подняться. Это ему удалось не вдруг, голова кружилась, дико болели ребра и спина, куда пришлись удары дубинок и сапог, а сердце, которое чуть не встало от удара, шло неровно, сбоило. Его вырвало на траву, потом навалился кашель, но обошлось без кровохарканья. Оставаться тут было явно не самой хорошей идеей. И он использовал горячку боя, еще не оставившую его, на то, чтобы убраться оттуда как можно дальше. Дело было к вечеру, он почти не испачкался в крови, а на смуглой коже синяк, который наливался на лице Рамона, был виден плохо. Кашляя, волоча ногу, почти не владея левой рукой, которая внезапно повисла после того, как он прошел уже метров пятьсот в сторону оживленных улиц (битва развернулась на склоне холма в огромном лесопарке) Рамон, стиснув зубы, дошел до первых жилых домов и вскоре затерялся в толпе, текшей по тротуару, прорезал ее и упал в такси, назвав шоферу адрес.
Какого черта вспомнилась ему эта драка? Рамон курил на балконе, глядел на закатное небо над этим городом, думал о своей первой кукле и вдруг воспоминание словно прыгнуло ему в голову, на внутренний экран. Стыдно? Жалко? Страшно? Ничуть не бывало. Рамон пожал плечами и вернулся в комнату, затушив окурок в пепельнице, стоявшей, по летнему времени, на подоконнике балкона.
В тот раз досталось крепко. В пылу великой битвы он ощутил только самые тяжелые и болезненные удары, осмотрев же себя дома, он обнаружил кучу синяков и шишек в самых разных местах, а левая рука в районе запястья, была прокушена. Спасла кожаная куртка, но усопший, видимо, был помесью дуры с бультерьером, так на запястье остались глубокие следы его зубов.
Он пролежал больше недели, диагностировав у себя сотрясение мозга, к счастью, легкое, пару сломанных ребер, к счастью, не пополам, а потому не воткнувшихся во внутренние ткани, а заодно и сильно задетый нерв в районе позвоночника, который и обездвижил, практически, его левую руку и ногу. Обращаться к врачам после такого Бородино было бы равносильно признанию в тройном убийстве. Так что он просто лежал, пил успокоительное и обезболивающее, много спал, а потом его железное здоровье взяло верх, он стал понемногу бродить по квартире, не шатаясь при каждом повороте, и вскоре заставил руку и ногу слушаться. Повезло. На полное восстановление ушло больше месяца, и Рамон даже вынужден был тогда задержать выполнение заказа из Германии на тростевую куклу, а от пары заказов и от приглашения на встречу выпускников просто отказаться.
В этом мире ничего просто так не бывает. Совсем. Он понял вдруг, к чему накатило на него это воспоминание. Это было подтверждение правильности его выбора — если сражаться так, как он тогда, лицом к лицу, то кончит он и очень скоро, как и его папаша когда-то. Окажись на месте трех дураков столько же профессионалов — и разговор вышел бы коротким до слез. Лицом к лицу драться нельзя. В той войне, что он начал, его лицо мелькать не будет вообще.
