Кукла - [19]

– У него звонок не работает, стучите.

– Благодарю, – не оборачиваясь, сказал Руслан.

– Я так изменился? – Все тот же тихий, дребезжащий голос, как волочащийся по асфальту оторванный бампер.

Руслан замер и медленно развернулся. Освещение в подъезде было под стать лифту и запахам в нем, но все же света было достаточно, чтобы в худом, испещренном морщинами лице прислонившегося к стене старика он сумел уловить что-то знакомое.

– Вадик?!

– Если какой-то кретин не влез в мой халат, тогда я Вадик, – мужчина улыбнулся, но эта кривая улыбка скорее омрачила его лицо. – Пошли внутрь, тут холодно.

Вадим (он почему-то был в носках) мелкими шажочками прошаркал в квартиру; Руслан, все еще находясь в состоянии легкого ступора (он даже не успел подумать о том, что гостей вроде бы принято пропускать в дом первыми), последовал за ним.

– Осторожно, не споткнись, – предупредил Вадим, но было поздно – Руслан со всего маху влетел в ведро с помоями, расплескав на и без того грязный пол какую-то темную мерзость, похожую на ту, что скапливается годами в водопроводных трубах.

«Сдается мне, тут не принято разуваться», – рассматривая пятно на брюках, подумал Руслан. И то верно – было не очень похоже, чтобы в этой квартире вообще держали домашнюю обувь для гостей.

Когда они прошли в комнату, до Руслана только тогда дошло, как все тут изменилось. Он отлично помнил, как они еще на первом курсе отжигали здесь Новый год, как «разводили» двух капризных подружек из параллельной группы, да и вообще частенько заходили в гости. Тогда квартира была с шикарным ремонтом, со вкусом обставленная, напичканная дорогостоящей техникой… Но во что она превратилась сейчас? Создавалось впечатление, что на протяжении многих лет ее использовала целая орава бомжей в качестве притона.

Засаленные, отслаивающиеся обои в порослях паутины, паркет потемнел и потрескался, в некоторых местах даже вздулся, словно пол под ним пошел фурункулами. Засиженные сонными мухами окна практически не просматривались, под оранжевыми от ржавчины чугунными батареями стояла шеренга мисок и грязных тарелок, собирая воду с подтекающих труб. Из мебели – кровать без ножек, на которой бесформенным комком валялось рваное одеяло, покосившийся стол (вместо скатерти, естественно, газеты) и три стула, один из которых был смертельно ранен – без двух ножек, третья небрежно примотана изолентой, и то скорее для видимости.

Несмотря на гнетущее впечатление, Руслан быстро взял себя в руки и, выгружая из пакетов продукты, словно между прочим, поинтересовался у Вадима, где у него холодильник.

– Нет у меня холодильника. На хер он вообще нужен, – несколько вызывающе сказал Вадим, будто ничего необычного в том, что человек живет без холодильника, нет. С какой-то холодной недоверчивостью он наблюдал, как Руслан разгружал сумки. Помидоры «Черри», голландский сыр, две палки сырокопченой колбасы, буженина, семга, балык, консервированные ананасы, две банки с красной икрой, пакеты с соками и в довершение ко всему – пузатая бутылка «Джек Дэниелз».

– Где можно руки помыть? – осведомился Руслан, закончив раскладывать продукты.

Вадим махнул рукой куда-то в сторону ванной.

– Я смотрю, ты неплохо устроился, – сказал он, когда Руслан вернулся из ванной с мокрыми руками (он просто сполоснул их водой, так как ни мыла, ни полотенца в ванной не обнаружил). – Вижу, акцент уже появился. Скоро вообще русский забудешь.

Руслан промолчал. Вскрыв упаковку салфеток, он промокнул руки и осторожно присел на стул. Тот протяжно заныл, словно больная собака.

– Можешь сесть на диван, – бесцветно сказал Вадим, начиная резать колбасу. Очевидно, он прочитал в глазах Руслана озабоченность по поводу устойчивости умирающего стула. – Давай, двигай сюда кровать, а то, в натуре, стул сломаешь. Я же не знал, что ты стал таким толстым.

Зато ты стал похож на высушенный стручок, хотел подколоть его Руслан, но, взглянув в слезящиеся глаза друга, понял, что шутка будет неуместна, и стал двигать кровать к столу.

Вадим сначала пытался резать колбасу как полагается – тоненькими колесиками, но то ли нож был тупой, то ли зрение уже было не то (а может, и все вместе), но лезвие все время соскальзывало, а если резало, то криво. Вадим вполголоса чертыхнулся и стал кромсать громадными, неуклюжими кусищами.

– Что, не узнал меня? – не поднимая глаз, спросил он.

– Ты чем-то болен? – неожиданно вырвалось у Руса, хотя жалеть о своем вопросе ему не пришлось – Вадим лишь невесело усмехнулся, и только.

– Рак, – коротко бросил он. – Только не тот, который к пиву подают, а другой. Рак желудка.

Руслан оторопел.

– Тогда you must’t,[5] то есть, тьфу, ты не должен есть все это, – сказал он, показывая на разложенную закуску, но Вадим сделал беспечный жест рукой (этот жест не изменило ни время, ни страшный диагноз) и стал разливать виски в чайные чашки. Руслан смотрел во все глаза, и волей-неволей его глаза замечали все мелочи – и мелко дрожащие руки Вадима, и его согбенную, как у больного спинным менингитом, фигуру, и его поредевшие волосы, и эти, чтоб они провалились, fucking,[6] чашки с коричневыми разводами, словно там заваривали shit, то бишь дерьмо…