Кукла по имени «Жизнь» - [8]

Прис сидела на полу гостиной, на ней были надеты розовые штанишки для езды на велосипеде. Волосы коротко острижены. Она сильно похудела с последней нашей встречи. Кругом был разбросан цветной кафель, она колола его на куски неправильной формы громадными щипцами.

— Пойдемте, посмотрим в ванной, — с ходу предложила она, вскочив на ноги. Я с опаской последовал за ней.

На стенах ванной комнаты Прис сделала наброски всевозможных морских чудищ и рыб, имелась даже русалка. Кое-что Прис уже выложила кусочками кафеля разных оттенков. К примеру, соски у русалки — из красного кафеля, по одному яркому осколку на каждой груди.

Все это художество произвело на меня двойственное впечатление: оно ошарашило, но в то же время и заинтересовало.

— Почему бы не прикрепить в качестве сосков маленькие лампочки? — спросил я. — Когда кому-нибудь приспичит по нужде, он повернется на свет, соски загорятся и укажут путь.

Несомненно, кафельная оргия была прямым следствием долгих лет трудотерапии в клинике: психиатры прямо-таки помешаны на всевозможном творчестве. У правительства масса клиник по всей стране, а в них — десятки тысяч пациентов. И все они заняты кто плетением, кто живописью или танцами, кто делает ювелирные украшения или переплетает книги, а кто костюмы для спектаклей шьет. И все они засунуты туда по воле закона. Подобно Прис, многих ущучили в период полойого созревания — ведь именно тогда, как правило, и проклевывается психоз.

Может быть, у Прис крыша и встала на место, иначе ее никогда бы не выпустили за стены клиники. Но, с моей точки зрения, ей еще явно далеко до нормального состояния. Возвращаясь с ней в гостиную, я рассмотрел ее поближе: жесткое, маленькое, сердцевидное личико, увенчанное траурной вуалью черных волос. Эксцентричный грим — глаза обведены черным, помада кричащая, кроваво-красного тона. Лицо напоминало маску арлекина и от этого казалось застывше-ирреальным. Прис словно бы спрятала свою истинную внешность за маской, которую создала на собственном лице. Худоба тела усиливала впечатление: танец смерти, да и только. Мертвец оживлен каким-то сверхъестественным образом, правда, не похоже, что путем обычного приема пищи… возможно, она жевала исключительно скорлупу грецких орехов. Но, как бы то ни было, с определенной точки зрения смотрелась девчонка неплохо, как бы странно это ни звучало. Однако, по-моему, даже у Стентона вид куда более бодрящий, чем у нее.

— Золотце, — обратился к ней Мори, — мы пока оставили Стентона в доме папы Льюиса.

Бросив на него быстрый взгляд, Прис спросила:

— Оно выключено? — Ее глаза полыхнули диким пламенем, испугавшим и поразившим меня.

— Прис, — проговорил я, — ребята из Бюро психического контроля протерли, наверное, себе ладони до дыр, когда доводили тебя до ума.

Надо же, какой ты стала красоткой, да к тому ж еще и выздоровела.

— Спасибо, — вяло отреагировала она. Надо заметить, что и в прежние времена голос ее не отличался жизненным буйством, что бы она ни говорила, даже если ситуация была критической. Таким он и остался.

— Разбери постель, — попросил я Мори, — чтобы я смог в нее плюхнуться.

Мы вместе расправили кровать в комнате для гостей, набросав простыней, одеял и подушек. Девчонка даже не шелохнулась, чтобы помочь. Она осталась в гостиной, раскалывая кафель.

— Долго она уже трудится над этой фреской в ванной? — спросил я.

— С тех пор, как вернулась из клиники. Пару недель сразу по приезде ей надо было появляться в психиатрической службе у нас в округе. Сейчас она пока еще на испытательном сроке и лечится амбулаторно. Можно сказать, что ее дали нам взаймы.

— Ей лучше или хуже?

— Намного хуже. Никогда я не говорил тебе, насколько плоха она была в школе, еще до того, как они засекли это с помощью своего теста. Можешь мне поверить, я благодарен Богу, что существует закон Макхестона. Если б они вовремя ее не прихватили, и болезнь продолжала развиваться, то сегодня она бы уже стала стопроцентным шизоидом. Естественно, под замком в бараке для безнадежных.

— Она так странно выглядит… — заметил я.

— А что ты думаешь о ее кафельной мозаике?

— Дом твой она точно не украсит.

— А я считаю иначе, — ощетинился Мори.

В дверях гостиной возникла Прис и каркнула:

— Я ведь, кажется, спросила: ОНО ВЫКЛЮЧЕНО? — Девчонка сердито смотрела на нас, будто догадываясь, что мы только что обсуждали ее.

— Да, — ответил Мори. — Если Джером снова не включит ЕГО, чтоб потолковать о Спинозе.

— Неужели ОНО и Спинозу знает? — спросил я. — В НЕГО что, заложена куча лишних, никому не нужных фактов? Если нет, то интереса у моего папы к ШТУКЕ ненадолго хватит.

— ОНО знает все, что знал подлинный Стентон. Мы тщательно поковырялись в его жизни…

Я не выдержал и выгнал их обоих из спальни. Разделся и улегся в постель. Вскоре я услышал, как Мори пожелал дочке спокойной ночи и ушел к себе. А потом единственным звуком, царящим в темном доме, был, как я и предполагал, треск разбиваемого кафеля.

Битый час я вертелся, пытаясь уснуть. Порой забывался неглубоким сном, из объятий которого меня безжалостно возвращал к действительности несмолкаемый треск. Наконец я встал, включил свет, опять оделся, пригладил волосы, проскреб слипающиеся глаза и вышел из спальни. Прис сидела в той же позе, в какой я впервые в этот вечер увидел ее. Словно йог. Вокруг нее возвышалась здоровенная куча колотого кафеля.