Кукла на качелях - [11]

Я в компьютере отпила из бокала — так громко, с бульканьем. С резким стуком поставила его на столик.

— Что это было, — вдруг спросил Ник, — в бокале? Что вы пили?

— Не помню… газированная вода, кажется…

Ник остановил изображение и обернулся ко мне.

— Газировки быть не могло, она бьет в нос.

— Значит, просто вода… Ник, я не помню…

Он так старался мне помочь, а я… глазеть на себя в упоении антинарциссизмом я могла, а кроме этого… На глаза вдруг навернулись нервные, неуправляемые слезы бессильной злости на собственную беспомощность, и Ник, конечно, не мог их не видеть… Он пересел, почти не разгибая ног, на диван рядом со мной, и я опустила потяжелевшую голову ему на плечо. Краем глаза я видела, как по экрану дисплея вновь побежали желтоватые строчки, сплошные, без букв, и расплывающиеся с каждым мгновением…

* * *

— Роми!

Стремительным рывком я села — кожаный диван, Ник за компьютером и яркое солнце из бокового окна. Уже утро, я отключилась, заснула здесь, я забыла о Роми!.. Лорейн, наверное, ищет меня по всему городу, хоть бы она не напугала мою девочку, хоть бы… Позвонить, срочно позвонить!

— Ник!

Он повернул голову и улыбнулся — морщинки вокруг сощуренных глаз и белые зубы в темной бороде.

— Доброе утро. Ну и как вам тут спалось?

— Ник, мне нужно немедленно позвонить. Где здесь телефон?

Смеющиеся синие глаза сузились до щелочек, Ник беспечно махнул рукой.

— Не волнуйтесь, я еще вчера вечером позвонил. Ваша дочка передавала вам привет и обещала быть послушной девочкой. А сейчас у нас шесть утра, вы ее разбудите.

Я спустила ноги с дивана, машинально нащупывая туфли и одновременно не отрывая взгляда от лица Ника. Я ничего не понимала.

— Но как же?..

Он пожал своими широкими угловатыми плечами.

— В городе двести восемнадцать Адамсов, но Лорейн Адамс только шесть. С четвертой попытки я попал на вашу подругу — проще простого.

На прозрачном защитном экране компьютера я поймала под каким-то углом свое отражение и попыталась пригладить рукой растрепанные волосы. Так странно, а я и не помню, когда успела назвать Нику фамилию Лорейн наверное, она проскользнула случайно, между зубами, а он запомнил, и даже не в этом дело, удивительно то, что он догадался позвонить, он не забыл о моей дочери, в то время, как я…

— Ник, я даже не знаю… Спасибо огромное!

— Да что там, — он встал и уже стоя пробежался одной рукой по клавиатуре на экране возникла красивая узорчатая заставка, а потом он стал спокойно-серым. — Скоро начнет собираться народ, так что давайте спасать вашу репутацию. Тут есть боковой выход, он вообще-то на элементах, но мой компьютер связан со всей системой, он эту защиту запросто снимает. Идемте, я ввел пятнадцать минут.

Мы прошли через помещение, смежное с той самой студией — огромное зеркало резануло глаза отраженным солнечным светом, а в студии за прозрачной стеной было темно, наверное, она освещалась только искусственно. Я повернула голову, словно всматриваясь в темное пространство — на самом деле я просто отворачивалась от зеркала, ни за что на свете я не взгляну больше в это зеркало…

В узком коридоре тоже было темно, я споткнулась и схватилась за руку Ника. Внезапно снова всплыло, возникло из непроглядной тьмы жуткое, наползающее, неотвратимое — фантасмагория… Ведь она родилась где-то здесь, еще немного — и я перестану верить, что она закончилась. Твердые пальцы Ника, эта единственная опора в бесконечной темноте… Удалось ли ему узнать хоть что-нибудь? Он ничего не сказал, но ведь я сама все время говорила о телефонном звонке. А спросить его сейчас — нельзя, как нельзя говорить в полночь о привидениях и в доме приговоренного — о смерти… Фантасмагория затаилась где-то здесь, она только и ждет… Перестать, немедленно взять себя в руки!

Когда мы вышли на свет позади огромного здания телекомпании, на руке Ника темнели круглые отметины моих пальцев. И глаза у него были в мелкую красную сеточку, с припухшими утомленными веками, сощуренными от солнца. Снова стало нестерпимо-стыдно: человек работал всю ночь, он делает все, чтобы помочь мне, мне — боящейся обыкновенной темноты… Наверное, мне всегда будет стыдно и неловко перед этими спокойными, все время улыбающимися глазами. Жаль.

— Запись кончается раньше, чем у вас разбился бокал, — заговорил Ник так, словно мы уже полчаса развивали эту тему, и я не вздрогнула, не напряглась — просто слушала, заглядывая на ходу в его лицо. — Или он вообще не разбивался. Понимаете, по вашему рассказу выходило, что вы потеряли сознание перед камерой или что-то вроде того. Но если бы произошло что-нибудь подобное, мой компьютер бы это зафиксировал, он фиксирует все, что хоть как-то выходит за рамки. Получается, что вы отснялись и просто ушли, без всяких происшествий.

Просто ушла — в фантасмагорию. Просто сошла с ума. Удивительно, насколько отстраненно я могу это воспринимать сейчас. Просто шагая по узкой пыльной улочке, каких много на задворках широких центральных кварталов, рядом с нескладным компьютерщиком. Того, о чем он говорит, не может быть… а почему? Потому что все случившееся произошло реально, я уже доказала это себе… А теперь вот: не разбивался бокал.