Кухтеринские бриллианты. Шаманова гарь - [65]

— Федос?.. — неуверенно спросил Степан, смутно припоминая своего сослуживца по эскадронному миноносцу «Самсон».

— Он самый, — пробасил моряк. — Федос, по фамилии Чимра. Забыл?..

— Как же забыть?!

Обнялись старые друзья, расцеловались.

За ужином Иготкин пробовал начать разговор, однако, заметив, что друг сильно голоден, умолк. Только когда Чимра наелся и поблагодарил хозяйку, Степан спросил:

— Какая нелегкая занесла тебя в нашу глухомань?

Чимра ответил уклончиво:

— Сытно живете. — И показал на стол: — Мясо, поди, не выводится?

Иготкин усмехнулся:

— Тайга кормит.

— А в России голод. Знаешь об этом?

— Краем уха слышал что-то такое…

— А я, Степан, своими глазами видел. Страшное это дело — голод, очень страшное.

— Не было бы революции, и не голодала бы Россия.

— Трудно сказать, что было бы и чего не было…

— Почему трудно? Вспомни, как на флоте кормили при царе. И мясо, и масло, и какао, и шоколад давали. Как только большевики смуту учинили, сразу моряцкое довольствие село на щетки. На селедку с черным хлебушком да на кипяток морячки перешли. Поменяли, как говорится, шило на мыло.

— Ты, Степа, с такими разговорчиками будь поосторожней, — тихо предупредил Чимра. Помолчал и заговорил медленно, рассудительно, как когда-то на эсминце уговаривал матросов поддержать народную власть большевиков. — Революций без разрухи не бывает. Прекратим эту тему. Слушай меня внимательно. Трудное, Степан, сложилось в России положение, очень трудное. Продовольствия не хватает, топлива нет. Люди от голода пухнут, мрут, как мухи. Тиф захлестывает. Надо самым спешным порядком восстанавливать порушенное хозяйство, а для этого придется покупать за границей машины, станки…

— На какие шиши их купишь, когда жрать нечего? — спросил Иготкин.

— Ты, едрено-зелено, слушай. За границу мы можем продать те товары, без которых сможем прожить безболезненно. Меха, например, пушнину… Смекаешь?

— Их еще надо добыть.

— Вот за этим я и приехал в вашу глухомань, — решительно сказал Чимра и повернулся к молчаливо слушавшему Темелькину. — Как, отец, считаешь, добудем?..

Темелькин, польщенный вниманием гостя, утвердительно закивал:

— Добудем, паря, добудем. Тайга большой народ кормить может.

Чимра посмотрел на Степана:

— Слышал, что умудренный жизнью человек говорит?

Степан улыбнулся:

— Не пойму, Федос… С какой стати ты, балтийский моряк, приехал в Сибирь заготавливать пушнину? Военных кораблей здесь нет…

— С кораблями я распрощался в Гражданскую войну. Памятью о флоте только одежка осталась.

— Где же ты теперь служишь?

— Партия поручила мне создать в Томске акционерное общество «Сибпушнина». Отыскал я старых скорняков, и они рассказали, что в ваших краях самый лучший промысел. К тому же качество беличьих и соболиных шкурок здесь отменное.

— А ты отличишь белку от соболя? — подколол Степан.

Чимра будто не заметил колкости:

— Белка — коричневая, соболь — черный.

Иготкин вздохнул:

— Федос, растолкуй мне, таежному человеку… Может ли получиться что-то путное в той державе, где стряпать пироги станет сапожник, а сапоги тачать — пирожник?

— Что имеешь в виду?

— Ну, вот ты — военный моряк — будешь заниматься заготовкой пушнины, горожане начнут выращивать зерно, а крестьяне подадутся на заработки в город. Что из этого получится?..

Чимра нахмурился:

— Придержи язык за зубами. За такие контрреволюционные разговорчики ОГПУ ставит к стенке даже порядочных людей. Проблема, Степа, в том, что у советской власти пока нет хороших специалистов. Старые разбежались по миру, как крысы с тонущего корабля, а новые сами не рождаются. Приходится идти на риск в кадровом вопросе. Почему, думаешь, я к тебе приехал? Ты, опытный таежник, разве откажешь в дельном совете корабельному другу?

— Конечно, не откажу.

— Вот и давай толковать по делу…

Долго проговорили в тот вечер Иготкин и Чимра. Темелькин слушал их разговор молча, посапывал трубкой. Только, когда начали обсуждать, где лучше вести промысел, старый хант вынул из прокуренных зубов трубку и сказал:

— В Шаманову тайгу ходить надо.

Упоминание о Шамановой тайге напомнило Степану смерть отца. Темелькин это заметил и быстро заговорил:

— Пошто, Степан, надулся? Плюнь на шамана! Большим народом пойдем, артелью! Много-много людей шаман боится. Плюнь!..

Степан невесело улыбнулся. Тесть его умел считать только до трех. Один, два, три, а дальше у ханта шло «много» и «много-много».

…Следующим вечером потянулись лисьенорцы к дому Иготкина. Заходили в прихожую, здоровались и молча рассаживались по лавкам. Изредка перебрасывались скупыми словами между собой, чадили самосадом. Старики, повидавшие на своем веку самых плутоватых купцов, смотрели на нового заготовителя с любопытством. Ухмыляясь в бороды, покашливали.

Чимра заговорил спокойно, уверенно. Охотники не перебивали его. Но когда речь зашла о закупочных ценах на пушнину и дичь, старик Колоколкин, считавшийся в Лисьих Норах одним из удачливых охотников, ядовито заметил:

— Высокие цены, паря, даешь. Однако ловко надуваешь нашего брата?..

— Это не я даю, — посмотрев старому таежнику в прищуренные глаза, ответил Чимра. — Это, отец, советская власть дает.