Кухня: Часть 2. Полная луна. - [3]

— Вокруг нас всегда сплошная смерть. Мои родители, дедушка, бабушка… мама, которая тебя родила, а теперь еще и Эрико. Кошмар, правда? Да во всей вселенной других таких не сыщешь. Просто не верится, что мы случайно встретились… Все только и делают, что умирают.

— Ага, — Юити засмеялся, — Да мы деньги можем на этом зарабатывать — просто поживем рядом с тем, чьей смерти желают. И ничего делать не надо. — Он улыбался грустной, ясной улыбкой, от которой исходил свет. Ночь становилась все глубже. Я обернулась и посмотрела в окно, на красивое мерцание ночного пейзажа. Частички света обрамляли видневшиеся далеко внизу улицы, потоки машин световыми реками текли в ночи.

— Вот я и стал сиротой, — сказал Юити.

— А я во второй раз. Хотя гордиться тут нечем, — я сказала, смеясь, а из глаз Юити вдруг закапали слезы.

— Хотел услышать, как ты шутишь, — сказал он, вытирая глаза рукой, — правда, так хотел услышать, сил не было.

Я обеими руками крепко обняла его за голову и сказала:

— Спасибо, что позвонил.

На память об Эрико я взяла ее любимый красный свитер. Мне запомнилось, как однажды вечером она дала мне его поносить:

— Вот досада, вот досада, так задорого купила, а тебе, Микагэ, он больше идет.

В ящике туалетного столика лежало «завещание» Эрико. Юити вручил мне его и, сказав: спокойной ночи, — пошел спать в свою комнату. Я осталась одна.

Дорогой Юити

До того странное чувство — писать письмо собственному ребенку. Но последнее время мне иногда кажется, что моей жизни грозит опасность, поэтому лучше напишу, на всякий случай. Ну, это я так, пошутила. Потом вместе почитаем, посмеемся.

Но ты вообще-то пораскинь мозгами. Вот умру я, останешься один-оденешенек. Будешь, как Микагэ. Больше не посмеешься над ней. У нас с тобой нет родственников. С тех пор, как мы с твоей мамой поженились, всякие отношения с ними прекратились. А уж когда я стала женщиной, то вообще. Доходили слухи, что они меня прокляли. Так что и не вздумай даже по ошибке звонить деду с бабкой. Понял меня?

Знаешь, Юити, в мире разные бывают люди. Есть люди, которых мне трудно понять, — они живут в мутной грязи. Специально делают так, чтобы их возненавидели, стараются привлечь к себе чужое внимание, а когда дойдут до точки, загоняют себя в угол. Я этого понять не могу. Как бы сильно они ни страдали, у меня не найдется к ним сочувствия. Вон я на какие жертвы пошла, чтобы жить радостно. Я красивая. Я сияю. Я притягиваю к себе людей, и если среди них и попадаются отдельные нежелательные для меня личности, то я не обращаю внимания — это как налоги за все остальное. Поэтому, если меня и убьют, то это будет просто несчастный случай. Ничего себе такого не придумывай. Верь мне — ты же меня знаешь.

Ну вот, так старалась, чтобы хоть это письмо написать по-мужски, а все равно обхохочешься. Вот стыдоба-то, дальше писать не могу, прямо. Я-то думала: ну и пусть я уже давно женщина, все равно где-то осталось мое настоящее я, мужское. Нужно выполнить свой долг. Но и телом, и душой я — женщина, на словах, и на деле — мать, да? Умора, да и только.

Я… я люблю свою жизнь. Все было здорово: и когда я была мужчиной, и когда мы поженились с твоей мамой, и когда я стала женщиной после ее смерти, и когда растила тебя, и когда мы так хорошо вместе жили… Ой, и когда мы взяли к себе Микагэ! Вот это радостнее всего было. Почему-то так хочется увидеться с ней. Она — тоже моя дорогая детка.

Ох, до чего же я сентиментальная.

Передавай привет Микагэ. Ты скажи ей, чтобы больше не обесцвечивала волосы на ногах в присутствии парней. Ужасно неприлично, да? Ты ведь согласен со мной?

Положила в конверт все свои сбережения. Ты же все равно ничего не понимаешь во всяких бумагах. Свяжись с адвокатом. Ну, в любом случае, кроме бара все твое. Хорошо быть единственным ребенком, да?

Эрико ХХХ

Я прочитала письмо и осторожно сложила его как было. От него доносился слабый запах духов Эрико, мою грудь пронзила острая боль. Даже этот запах когда-нибудь исчезнет. По-моему, это самое невыносимое.

Я легла на родной до боли диван — на нем я спала, когда жила здесь.

Так же, как всегда, в той же самой комнате наступила ночь, силуэты цветов на подоконнике смотрели на ночные улицы внизу.

Но сколько ни жди, она больше не вернется.

Скоро рассвет, слышно, как кто-то мурлычет себе под нос, цокают каблуки, открывается дверной замок. Она возвращается с работы из бара, как всегда немного навеселе, гремит чем-то, я слегка приоткрываю глаза. Шум душа, шлепанье тапок, закипает вода, я опять засыпаю, чувствуя себя абсолютно защищенной. Так было всегда. До боли знакомая картина. Настолько знакомая, что кажется, с ума сходишь.

Слышно ли Юити в комнате напротив, как я плачу? Или же он забылся тяжелым, мучительным сном?

Моя короткая история начинается с этой грустной ночи.

На следующий день мы кое-как встали после полудня. У меня был выходной, я ела хлеб и лениво листала газету, Юити вышел из своей комнаты. Он умылся, сел рядом со мной и, отхлебнув молока, сказал:

— В институт что ли сходить…

— Вот она беззаботная студенческая жизнь, — ответила я и отломила ему половину булки.