Кудеяр - [19]

Как положено, для бережения государя с правой стороны с величественным видом встал князь Михаил Иванович Кубенский[19], брат дворецкого Большого дворца Ивана Ивановича[20], а с левой — окольничий Иван Семёнович Воронцов. По правую руку великого князя сел добродушный толстяк Дмитрий Фёдорович Бельский, а по левую — боярин князь Иван Васильевич Шуйский. В палате присутствовали другие князья и дети боярские.

Когда Ваня уселся в кресло и наступила тишина, прозвучал голос боярина Тучкова:

— Великий князь всея Руси Иван Васильевич! Бьёт тебе челом посол ногайского князя.

Вперёд вышел человек невысокого роста с тёмными раскосыми глазами.

— Великий князь московский! Мой господин велел сказывать тебе, что он ходил походом на Крым и там поймал изменника твоего Семёна Бельского.

Посол сообщил потрясающую новость. Бояре многозначительно переглянулись, но в палате по-прежнему было тихо.

— И мой господин, — продолжал посол, — решил выдать его тебе, коли ты, великий князь, дашь за него хороший выкуп.

Михаил Васильевич Тучков требовательно глянул в сторону Вани.

— Твои слова, — заученно произнёс мальчик, — мы обсудим вместе с ближними боярами. А пока ступай прочь.

Едва дверь за послом закрылась, в палате поднялся превеликий шум, никто больше не замечал присутствия государя.

— Великий князь должен выкупить изменника, чтобы казнить его! — кричал Иван Шуйский.

— Казнить? — хором завопили сторонники отъезжика. — Разве можно казнить такого знатного человека, как Семён Бельский? Его следует немедленно выкупить и с почётом встретить в Москве!

Поскольку и те и другие были едины в том, что перебежчика следует выкупить, вновь пригласили посла и попросили назвать размер выкупа. Посол заломил такую цену, что бояре схватились за головы. Наконец дело было улажено, и ногаец окончательно удалился.

Ваня слез с великокняжеского кресла и всеми забытый, никому не нужный побрёл по дворцу.

После смерти Елены Глинской в Большом великокняжеском дворце мало что изменилось. Всё совершалось по установленному с незапамятных времён порядку. Всё так же сновали по переходам слуги, величественно шествовали озабоченные государственными делами бояре. И только внимательный человек мог заметить, что установленный порядок соблюдается сугубо внешне. Государственные дела велись с меньшим тщанием, а иногда совсем не так, как завещал Василий Иванович.

Бесцельно слоняясь по великокняжескому дворцу, Ваня оказался перед палатой Фёдора Мишурина. Оглядевшись по сторонам, приоткрыл дверь и заглянул: внутрь. Дьяк сидел за столом и что-то быстро писал, Весь стол его был завален грамотами. Фёдор Михайлович поднял голову и, увидев гостя, улыбнулся:

— Великий князь пожаловал меня своим посещением. Какие дела привели ко мне?

Дьяк легко поднялся со своего места, чтобы приветствовать и усадить великого князя. Ростом он был высок, большие глаза внимательно смотрели на собеседника из-под густых тёмных бровей. Такого же цвета вьющиеся волосы резко отличались по окраске от огненно-рыжей бороды.

Ваня хотел было сказать, что зашёл к нему просто так, от нечего делать, однако он усвоил уже, что великому князю непригоже слоняться без дела, поэтому заговорил о другом.

— Хотел бы я знать, что это за грамоты у тебя на столе?

— Это монастырские грамоты. Каждый монастырь, приобретая вотчины в заклад или в закуп у детей боярских, обязан присылать выпись о том мне, твоему холопу.

— Разве монастыри не имеют права принимать эти земли? Ведомо ведь, что, вступая в монастырь, будущий инок должен внести вклад.

— Монастыри и впрямь могут приобретать вотчины по вкладам, а также покупать их. Однако великий князь должен ведать, какие именно вотчины перешли к монастырям, и по, возможности препятствовать этому. Хорошо ли будет, если обители завладеют всеми землями в государстве? Сможет ли тогда великий князь содержать войско? Чем он будет жаловать своих бояр и детей боярских? Вот почему великая княгиня Елена Васильевна, царство ей небесное, приказала монастырям без ведома государя самолично вотчин не покупать и в заклад не принимать ни у кого. О всех своих новых владениях обители должны сообщать великому князю. Если же монастырь купит вотчину или примет её в заклад без твоего, государь, ведома, то ту вотчину ты можешь отписать на себя.

— Скажи, Фёдор, а много ли ныне вотчин переходит к монастырям?

— Много, государь… Время сейчас такое… Всеми правдами и неправдами монастыри стремятся завладеть землями.

Разговор о грамотах был закончен, но Ване не хотелось покидать палату Фёдора Мишурина.

— Ныне посол ногайского князя предложил мне выкупить отъезжика Семёна Бельского. Бояре заспорили, одни хотят его казнить, другие — встретить с почётом. Скажи, Фёдор, как бы мой отец поступил?

Дьяк задумался.

— Вообще-то Семён Бельский плохой человек. Изменив своему государю, он переметнулся к Жигимонту, чтобы подвигнуть его на Русь. Когда же это Семёну не удалось, он обманул и литовского государя. Сказав, что отправляется к святым, местам в Иерусалим, отъезжик кинулся к турецкому султану Сулейману, а оттуда в Крым. И повсюду он вредил Руси.

— Выходит, его казнить следует лютой казнью?