Кудесник - [40]
Это был Алексей, прежде граф Зарубовский, а теперь просто господин Норич.
Но для товарищей имя графа Зарубовского не существовало.
Товарищи знали, что Норич небогатый чужеземец, имеет доступ в дома высших сановников Франции, что он изредка бывает у таких лиц, как Шуазель, Конде и другие.
Сам он не любил говорить о себе, о своем прошлом, о своей родине, о надеждах и планах на будущее. Он говорил шутя, что он полунемец, полуславянин. Полковой командир утверждал, что Норич поляк, но этому противоречило, однако, то обстоятельство, что молодой человек не знал по-польски ни слова и был некатолик. Никогда никто не видал его в церкви, не только католической, но даже и в протестантской.
Когда-то, два года тому назад, молодой двадцатилетний малый, привезенный в Россию по поручению графа Зарубовского, был заключен в крепость вследствие решительного отказа согласиться на позорные условия, предложенные старым графом. После более года пребывания в крепости Алексей был выпущен, но не освобожден, а сослан в Ярославскую губернию на жительство.
Здесь через несколько месяцев, предварительно устроив через нового приятеля, раскольника, все для своего побега, молодой человек пешком прошел все расстояние, отделявшее Ярославль от Москвы. В Москве один боярин и богач, к которому он имел письмо от ярославских раскольников, принял его к себе в дом, обласкал его, дал денег и устроил его тайное путешествие в Ревель. Здесь молодой человек должен был сесть на корабль и очутиться вне пределов русских, чтобы вернуться в Германию. Там томилась одна в ожидании — единственное существо, ему близкое и дорогое, — девочка, которую он звал сестрой. Но тот же самый боярин, явившийся к нему на помощь в деле бегства, вероятно, своей болтливостью погубил молодого человека.
В ту минуту, когда Алексей садился на корабль, он был арестован ревельской полицией, закован в кандалы, посажен в местную тюрьму, а затем через месяц в этих же кандалах препровожден в Петербург. С отчаяния несколько раз покушался молодой малый на свою жизнь, но неудачно: за ним был строжайший присмотр. Строго приказано было доставить его живьем. Здесь он был засажен в Шлиссельбургскую крепость, и в его камере не было даже гвоздя, которым бы он мог распороть себе горло. Оставалось разве разбить голову о каменную стену. Но через несколько дней в каземате появился пожилой кругленький человечек. Он сразу узнал гостя — это был коварный и подлый нахлебник и наперсник графа Зарубовского, тот же самый Норич, с которым он провел так много времени в путешествии из Германии в Россию.
— Ах, если б был у меня теперь нож! — встретил Алексей появившегося ненавистного ему человека.
Нахлебник этот, по поручению от графа, снова предложил молодому человеку те же условия и затем, конечно, немедленное освобождение с обязательством уехать из России.
— Не губите себя, — закончил речь Норич. — Если вы будете стоять на своем и противиться — вы умрете в этом каземате. Это решено!
Алексей чувствовал, что силы его надломлены и нравственно и физически. Он упал духом, и теперь, даже не размышляя, согласился на все, клятвенно обещая исполнить все условия договора. Через неделю он был снова в кабинете графа Зарубовского, жившего уже в Петербурге по прихоти молодой жены. Граф принял его ласково, грустно смотрел на него, как бы сочувствуя и сожалея, но твердым голосом повторил свои условия. Алексей молчаливо соглашался на все, лишь бы позволили ему бежать из России. И через две недели после этого садился на корабль в Кронштадте молодой человек с именем Норича.
Вернувшись на Рейн, где юная и милая девушка чуть не сошла с ума от радости и счастья, молодой человек, отныне господин Норич, объявил ей новость. Они должны были немедленно покинуть Германию и переселиться во Францию — это входило в условия графа Зарубовского.
Через несколько месяцев после этого, в Париже, Алексей был принят, благодаря письму от французского посланника в Петербурге герцогу Шуазелю, в королевский полк «Cravatte». Не будучи родом простолюдин, он не мог быть солдатом, не будучи французским дворянином, он равно не мог быть зачислен прямо офицером. Он был принят как чужеземец, с тем чтобы в будущем как-нибудь выслужить себе чин, а пока он считался капралом на льготных правах и, между прочим, с правом ношения офицерского мундира. Юная сестра Лиза и здесь стала слыть за родную сестру его. Она была в восторге, как ребенок, увидя брата военным, в мундире…
Вскоре после того как Алексей с сестрой поселился в Париже в этой маленькой квартирке около казармы, он получил приглашение от некоего барона Бретейля пожаловать к нему. Барон оказался сановником. Когда-то, при Елизавете и Петре III и в начале царствования императрицы Екатерины, Бретейль был французским посланником в Петербурге.
Из беседы бывшего дипломата с молордым человеком выяснилось, что Бретейль знает Россию, пожалуй, еще лучше, чем г. Норич. Он попросил молодого человека быть с ним вполне искренним и рассказать всю свою историю, не скрывая ничего. Алексей, сделавшись господином Норичем поневоле, был слишком, однако, честный человек, чтобы не сдержать клятвы, данной графу Зарубовскому, молчать обо всем с ним происшедшем и, так сказать, о тайне его существования. На уклончивые ответы молодого человека барон Бретейль объяснил ему следующее:
Екатерининская эпоха привлекала и привлекает к себе внимание историков, романистов, художников. В ней особенно ярко и причудливо переплелись характерные черты восемнадцатого столетия – широкие государственные замыслы и фаворитизм, расцвет наук и искусств и придворные интриги. Это было время изуверств Салтычихи и подвигов Румянцева и Суворова, время буйной стихии Пугачёвщины…В том вошли произведения:Bс. H. Иванов – Императрица ФикеП. Н. Краснов – Екатерина ВеликаяЕ. А. Сапиас – Петровские дни.
1705 год от Р.Х. Молодой царь Петр ведет войну, одевает бояр в европейскую одежду, бреет бороды, казнит стрельцов, повышает налоги, оделяет своих ставленников русскими землями… А в многолюдной, торговой, азиатской Астрахани все еще идет седмь тысящ двести тринадцатый год от сотворения мира, здесь уживаются православные и мусульмане, местные и заезжие купцы, здесь торгуют, промышляют, сплетничают, интригуют, влюбляются. Но когда разносится слух, что московские власти запрещают на семь лет церковные свадьбы, а всех девиц православных повелевают отдать за немцев поганых, Астрахань подымает бунт — диковинный, свадебный бунт.
Роман «Владимирские Мономахи» знаменитого во второй половине XIX века писателя Евгения Андреевича Салиаса — один из лучших в его творчестве. Основой романа стала обросшая легендами история основателей Выксунских заводов братьев Баташевых и их потомков, прозванных — за их практически абсолютную власть и огромные богатства — «Владимирскими Мономахами». На этом историческом фоне и разворачивается захватывающая любовно-авантюрная интрига повествования.
«Если царствовать значит знать слабость души человеческой и ею пользоваться, то в сём отношении Екатерина заслуживает удивления потомства.Её великолепие ослепляло, приветливость привлекала, щедроты привязывали. Самое сластолюбие сей хитрой женщины утверждало её владычество. Производя слабый ропот в народе, привыкшем уважать пороки своих властителей, оно возбуждало гнусное соревнование в высших состояниях, ибо не нужно было ни ума, ни заслуг, ни талантов для достижения второго места в государстве».А. С.
Так сложилось, что в XX веке были преданы забвению многие замечательные представители русской литературы. Среди возвращающихся теперь к нам имен — автор захватывающих исторических романов и повестей, не уступавший по популярности «королям» развлекательного жанра — Александру Дюма и Жюлю Верну, любимец читающей России XIX века граф Евгений Салиас. Увлекательный роман «Миллион» наиболее характерно представляет творческое кредо и художественную манеру писателя.
Салиас де Турнемир (Евгений Салиас) (1841–1908) – русский писатель, сын французского графа и русской писательницы Евгении Тур, принадлежавшей к старинному дворянскому роду Сухово-Кобылиных. В конце XIX века один из самых читаемых писателей в России, по популярности опережавший не только замечательных исторических романистов: В.С. Соловьева, Г.П. Данилевского, Д.Л. Мордовцева, но и мировых знаменитостей развлекательного жанра Александра Дюма (отца) и Жюля Верна.«Принцесса Володимирская». История жизни одной из самых загадочных фигур XVIII века – блистательной авантюристки, выдававшей себя за дочь императрицы Елизаветы Петровны и претендовавшей на российский престол.
«Заслон» — это роман о борьбе трудящихся Амурской области за установление Советской власти на Дальнем Востоке, о борьбе с интервентами и белогвардейцами. Перед читателем пройдут сочно написанные картины жизни офицерства и генералов, вышвырнутых революцией за кордон, и полная подвигов героическая жизнь первых комсомольцев области, отдавших жизнь за Советы.
Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.
Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.
В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.
Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.