Куда жить - [7]

Образ «внутреннего врага» поддерживает замкнутый круг бесплодной самоборьбы и создает картину того, что психотерапевты называют «невротическим сопротивлением»: очень хочу лечиться, но вылечиться — ни-ни, вылечиться боюсь… Приходится пускаться на хитрости.

О чем умолчали монахи

У сексопатологов при лечении всем известной мужской проблемы давно уже в ходу безыскусный, но весьма действенный прием «провоцирующего запрета». Пациенту (и, весьма желательно, другой заинтересованной стороне) торжественно объявляется, что в течение такого-то срока в целях восстановления нервной энергии и т. п. не рекомендуется или даже категоричнее — запрещается (да, запрещается!) именно то, в чем проблема…

При этом, однако, разрешается находиться в обществе упомянутой заинтересованной стороны, разрешаются некоторые проявления интереса и нежности, разрешается, короче говоря, все, кроме того, в чем проблема…

При таком условии, если только пациент не чересчур педантичен… Не новость отнюдь — еще древние монахи-аскеты открыли, что старание умертвить плоть дает результаты обратные!.

Весь век ублажая свое естество,

открыл я великое чудо:

чем меньше блаженства, тем больше его,

блаженней всего — не хотеть ничего,

как нам и советовал Будда.

Но чтобы совсем ничего не хотеть,

придется сначала слегка попотеть —

не сразу лавровый венок-то!

Придется ошейник на душу надеть,

придется пожить,

а потом… улететь,

как нам и советует доктор…

"В огороде либидо…"

из беседы с Георгием Дариным[1]

ГИД — Бытует такое мнение, что высочайшие взлеты духа обязаны своим рождением либо импотенции, либо добровольному или вынужденному воздержанию. Так ли это?

— Статистически — да. В бытность мою студентом-медиком интеллектуальная элита нашего курса состояла в основном из девственных импотентов и закоренелых онанистов с преобладанием коры над подкоркой, и я наблюдал с прискорбием, как по мере достижения долгожданных мужских побед редели ее ряды. После вступления в статус половой полноценности мозги быстро тускнели, а души скудели и выпрямлялись по линии здравого практицизма. Из личинок Леонардо, Кантов, Бетховенов, Дарвинов и Циолковских вылупливались хмурые, озабоченные карьерные самчики…

Исключения?.. Неугомонный Моцарт, неукротимый Пушкин, неутомимый Дюма-отец…

Импотенция — явление значительно более широкое, нежели обычно имеют в виду. Это, по сути, все наши физические и психические само-неповиновения: и детское непослушание, и заикание, и провалы памяти, и тягостная бедность мысли, и всяческие неврозы, и запои, всевозможные двойки в общении… Сладкий запретный плод ада нашего подсознания, в размытых случаях имеющий вид депрессии. У обоих полов возникает, когда предмету желания, или, как я это называю, Агенту Зависимости, придается зашкаливающая сверхценность, а техника овладения не автоматизирована…

— Может ли быть автоматизирована техника человеческих отношений?

— Смотря каких отношений, какого уровня. Что до секса, то тут автоматизм отработан самой Природой, а ценность предмета снижается по мере овладения им — по крайней мере, до уровня, необходимого для растормаживания исполнительных механизмов. Потом, правда, и само это снижение, если его не остановить, может, дойдя до нуля и ниже, привести к импотенции невключения, пустоте бесчувствия… Жуткой ценой платим мы за неумение быть свободными.

— Но что же такое в конце концов — быть свободным? Я понимаю и по себе знаю, как можно быть свободным, например, от цензуры и даже от совести. Но как жить и быть свободным от жизни? Как стать свободным от себя самого?..

— Вопрос на кучу книг…

Сперва — формула цельности жизни:

хотеть, что можешь, и мочь, что хочешь.

Когда мы живем полной жизнью, живем потоком — мы ведь не просто служим своим ценностям, как собаки хозяевам или фанаты идолам, нет, мы еще и играем с ними, танцуем, смеемся, экспериментируем; мы раздвигаем свое внутреннее пространство, повышая одни ценности, другие снижая, меняя их смыслы, а с тем и себя…

Все, что в нас есть человеческого, сотворено рычагом самовоздействия, и гений, может быть, всего-навсего тот, кто им владеет вполне.

Глава 2. ТРЕТЬЯ НАТУРА

ОСВОБОЖДЕНИЕ ОТ ЗАВИСИМОСТЕЙ

Рабство — это тепло,

из кастрюльки оно в твою жизнь потекло,

из бутылочки, из материнской груди,

из тюрьмы, где не ведал, что все впереди,

из темнейшей, теснейшей, теплейшей тюрьмы,

где рождаемся мы,

а свобода,

а свобода, сынок, холодна,

ни покрышки ни дна,

а свобода…

Рабство — это еда,

это самое главное: хлеб и вода,

и забота одна, и во веки веков

одинаковы мысли людей и быков,

любит клетку орел, усмиряется лев,

поселяется в хлев,

а свобода,

а свобода, сынок, голодна,

ни воды, ни вина,

а свобода…

Рабство — это твой друг,

твой заботливый врач,

твой спасательный круг,

обвивающий шею, сжимающий грудь, —

плыть не можешь, зато веселее тонуть,

как душевно, как славно с дружком заодно

опускаться на дно,

а свобода…

Стишок, открывающий главу, я написал довольно давно. Растерялся, помнится, когда сразу после публикации в «Огоньке» его процитировал журнал «Знание — сила», сделав эпиграфом к серьезной, без нотки юмора, научно-популярной статье об интеллекте свиней.