Куда жить - [110]
Авиация и космонавтика дают нам прообраз работы со всеми человеческими зависимостями, главная из которых — зависимость от собственного устройства, от смертной плоти. Они же, летательные наши успехи, воочию выявляют основное условие прироста свободы — прирост сознательной дисциплины, самоограничения.
Моему поколению, смягченно и вашему, с пеленок били по башке палкой по имени Осознанная Необходимость, внушали, что это и есть Свобода, и мы, вереща, дрыгали стиснутыми ножками. Ну осознал я необходимость сходить по нужде — разве тем самым я от нее свободен?..
Маркс чуточку не додумал свою мыслищу. Осознание необходимости — еще не свобода, а только ее условие.
Свобода — это необходимость, сиречь зависимость, сознательно выбранная или созданная, из которой можно сознательно выйти. Возможность смены необходимостей.
Вход и выход, равно открытые.
Себя свободным я, упаси Бог, не считаю. И с некоторой поры внимательно различаю Свободу-От и Свободу-Для.
Свобода-От — целомудренная монашка, а Свобода-Для — невеста на выданье. Свобода-От — шарик, несомый ветром, а Свобода-Для — вдохновение… Свобода-От бессмысленна, если остается только собой. Но и Свобода-Для смысл утрачивает, если собой ограничивается…
Двадцать лет назад я помог талантливому архитектору Ц-ву обрести исцелительную Свободу-От — выбраться из тяжелейшей алкогольной зависимости, доведшей его до подзаборного состояния. Этим была обретена и Свобода-Для — Ц-в создал прекрасную семью, профессионально добился, казалось, всего возможного — потока заказов, славы, денег, поездок по миру…
Но прошло без малого восемнадцать лет, и Ц-в вдруг снова запил. Покатился опять под гору… Вспомнил меня, нашел. «В чем дело, — спрашиваю, — что случилось? Что потерял?» — «Ничего не случилось… В том-то и дело… А потерялся смысл… Пора, наверно, кончать…» — «Или начинать». — «Что начинать?..». — «Новый смысл..»
Занялись поиском… Через год Ц-в начал писать станковые картины, очень интересные, устроил персональную выставку. Живет снова без алкоголя. От срыва, конечно, гарантии нет, но они нам и не нужны…
из беседы с Георгием Дариным
ГИД — Владимир Львович, был ли у вас в детстве и юности человек, которого вы могли бы назвать своим другом-наставником, духовным учителем?
— Нет, какой-то одной такой великой фигуры назвать не могу. Благодарен многим, каждому за свое. Раннее детство у меня было счастливым, согретым любовью. Но оно резко прервалось военными невзгодами.
А начиная с детсада и первых школьных лет пошла серость и чернота… Хотя я был любимым ребенком, меня воспитывали на негативе, много ругали, почти не хвалили. Я не находил душевной поддержки ни у сверстников, ни у взрослых, и быстро нажил кучу комплексов. Десяти лет от роду впервые захотел покончить с собой…
Конечно же, добрые и умные люди встречались — и среди школьных учителей, и среди родных, и среди первых встречных. Они спасали, но не напитывали, поддерживали — но не вели, не показывали дороги…
— У каждого детеныша, как писали вы, чтобы он смог выжить и состояться, должен найтись жизненный Покровитель, заботящийся Защитник.
— Да, так поставлено по природе, это как бы само собой разумеется, этому и служит инстинкт родительский и его человеческое возвышение — чувство ответственности старшего перед младшим, совесть, короче.
— Люди с совестью еще не совсем перевелись?
— Слава Богу, но вот с просвещенной совестью… Найти настоящего Учителя в этой жизни — все равно что найти брильянт среди булыжников на большой дороге.
Но, слава Богу, жизнь — штука гибкая, и отсутствие Единого Учителя могут худо-бедно возмещать частичные временщики. Таковыми и становятся для нас сначала наши родители, потом учителя, потом сверстники, потом книжки и фильмы, музыка и театр, интернет…
Родители мои были обыкновенными хорошими людьми. Каждый из них имел свои дарования, свой богатый и таинственный внутренний мир, но по масштабам проявления личности оба были вполне обычны…
— Но им удалось воспитать вас так, что вы себя чувствуете необыкновенным. Или вы считаете, что это ваша личная заслуга?
— Я вовсе не чувствую себя необыкновенным. Напротив, и чувствую, и знаю, что и я обычный, более или менее среднестатистический человек, которому повезло немного раскрыться благодаря работе.
На работу меня натолкнул мой папа. Сам он мечтал в юности стать врачом, а стал металлургом. Однако людям около него было хорошо, папа имел задатки стихийного целительства. И это он подсказал мне пойти в медицину. То, что в нем было, во мне отчасти развернулось…
