Куда ж мы попали? - [49]

Кокорь повернулся.

Подумал он о том, что Ромил ведь что насквозь всех видит; неправду рассказать — поймет. А то, что Стас побывал в капище, нужно было обязательно скрыть, иначе — беды не миновать.

— За какой пользой, Ромил? Я воин — в дела кудесников мне мешаться не след, при разговорах не присутствую…

— Не след тебе отказывать мне, — неожиданно зло отрезал Ромил. — Или с Велесом потолковать захотел? Так я это устрою…

Кокорь в ответ насупился. Будь Ромил не волхвом — кем другим, тут же и ответил бы за тон свой.

— Я тебе не хунн-полонянин, Ромил, не можешь ты мне указывать, как посейчас не указывал — я только Ведмедю вниму. А что до похода — лучше у Стаса спроси. — Дружинник прищурился, ожидая ответа.

— Вестимо, спрошу, — успокоился вдруг Ромил. — Ввечеру и спрошу. Нешто — добрый гость откажет?

Глядя в спину уходящему волхву, Кокорь отчетливо понял, что тот о чем-то догадался — иначе, разве отступился бы так быстро?

И он точно видел, как зажглись зловещим блеском глаза кудесника.

Представив себе, что могут сделать с ним и гостями за святотатство, Кокорь заспешил к Стасу — предупредить, пока волхв отправился куда-то в сторону кремля.

Ромил вошел к воеводе. Тот был занят, советуясь с прибывшим из Киева посланцем о дальнейшей достройке «великой» стены, которую предполагалось все-таки протянуть до самого города.

Волхва это не смутило.

Он тихонечко сел у стены, не обращая внимания на подозрительные взгляды посланца и призадумался. Ведмедь был для него закрыт — силен волей, непреклонен в разговорах — и он был единственным, кто разговаривал с Ромилом скорее добродушно, нежели с боязнью — как большинство людей. Еще были эти странные гости — в головах которых были только мутные образы, совершенно Ромилу непонятные, а оттого — подозрительные. Он привык, что человек ему открыт — все видно, как на ладони; с самого детства умел распознать ложь, просто заметив разницу между тем, что говорится, и тем, какие мысли обретают плоть в голове собеседника… Он мог успокаивать больных — за это его уважали; он мог сурово наказывать провинившихся, если не вмешивался незлобивый Ведмедь — за это волхва недолюбливали, даже сживжись с ним.

Сейчас он подумывал о том, действительно ли пришельцы нарушили один из основых запретов волхвовата — Стас решился войти в капище, даже зная, что нельзя было. Чужой в капище! Он, вестимо, отговариваться будет, ну да и что — если Стас там и впрямь побывал — у него, Ромила, будет доказательство… и упрямый Кокорь, укрывающий чужих, тоже свое получит.

Ведмедь наконец освободился, проводил посланца, передав его бане — париться.

— Пожалуй, — запоздало сказал он. — Чего смурной?

Волхв помолчал. Разговаривать с воеводой было трудно — нужные слова надо тщательно выбирать да не поймешь, что у того на уме.

— Поведаю, — начал он, — есть у меня подозрение…

* * *

— Бечь надо, — в который раз упрямо повторил Кокорь. — Сейчас хорошего от Ромила не жди.

— Не пойму, — замотал головой Женька, кидая взгляды в сторону девушек, — ты говоришь, он всех насквозь видит? Тогда, если это правда, он должен все о нас знать, а не расспрашивать!

Стас доперевел ту часть фразы, которую Женька проговорил по-русски.

— Да мог он вам и не сказать ничего, о том, что понял! — вскинулся дружинник. — Вы поймите: если я прав, всех нас… — он многозначительно умолк, что-то неразборчиво пробормотал и, опустив голову, погрузился в свое обычное угрюмое молчание.

— Ромил — хитрый, — подтвердила Червенька, придвигаясь ближе к Валентину.

Стас был за возвращение — пусть и не немедленное (Женька с Валей отказались сбежать внезапно, и их можно было понять), но времени до гипотетического открытия пространственно-временной дыры оставалось не так и много.

— Телепатия?

Женька пожал плечами, а шофер хмыкнул.

— Ну давай, начальник, расскажи про… как ты говоришь — телепатию? — Стас согласно кивнул. — Вот про телепатию — что там в твоей «Технике-Молодежи» писали?

— Да мало чего. Плохо изученный феномен — все больше догадки. А так — у меня есть теория, почему Ромил нас понять не может — если только он действительно что-то видит. Наше мышление и система образов, на которой оно основывается, должны очень сильно отличаться от этих же параметров древних — мы же в другом мире выросли, у нас даже простейшие мысли усложнены до предела — не как здесь, пара слов, да чувства… поэтому, возможно, волхв не находя ничего знакомого — отступает. Что-то подобное у меня было с Всеволодом, но только он уже так напутешествовался, что многое способен понять.

— Ты что хочешь сказать — мы по-другому думаем? — усомнился Валька.

— Именно так, — убежденно отозвался Стас и по просьбе Кокоря перевел, как сумел, свои последние реплики.

— А капища у вас есть? — спросил русич, в который раз удивляя Стаса сообразительностью, которой трудно было ожидать от древнего воина. — Ты говорил, что нет. Если ты видишь вещь, которой в твоем мире никогда не было — ты представляешь ее на языке своей головы или как просто видение?

— Елки, — только и сказал Стас.

— А если он читает мысли, наверное не сможет ничего увидеть, если ты не будешь думать о капище?.. — поинтересовался Женька. — И зачем ты туда полез?