Куда ты скачешь гордый конь… - [24]

– Привезли царя с казачками, да народом ордынским мирить, – встрял Брюс.

– Надо ли? Мы тут вольно живем. Чужого не берем – своего не отдаем. Я вот Дон берегу. Реку вольную широкую, просторную. Потому и прозываюсь по-казачьи, по-Донскому Чебачихой, по рыбке золотой чебаку, что в его водах живет. Мне вы со своим царем, как дым, как туман по утрам. Дунул ветер и нема вас, – она стояла руки в боки. Оба залюбовались ей. Вот уж действительно царица донская.

– То не наша прихоть и не наш каприз, – подъехал Лефорт, – То Доля наша общая. И тебе ее с нами тянуть. С Богами не спорят!

– Так ли? – она еще круче уперла руки в бока. И Лефорт понял, что эта поспорит, с кем хочешь.

– Ну, будь ласка. Он тут покуражится. Шишек набьет и мы его на север спровадим. Пока достойный государь на трон Мономахов не сядет, быть Дону вольным! – отъехал Лефорт.

– Так ли? – уперлась Русалка.

– Так!!! – хором ответили гости, – Мы тебе как Совершенные в этом клятву даем! Сама своего нового государя принимать будешь! И этот точно не он!

– Ну, ладноть, – Чебачиха сняла руки с крутых бедер, – Зовите свою оглоблю. Вечерять будем, – она проворно начала накрывать стол.

– Вот это баба! – восхищенно хохотнул Гуляй выходя на крыльцо и поправляя кружевной манжет своего лефортовского камзола.

– Да уж, берегиня, только держись, – поддержал его Микулица, – Зови государя снедать.

– Ты иностранная душа, Яшка Брюс, слова такие забудь, – сурово глянул на него Лефорт, – Тебе их знать пока не положено. Эй государь батюшка, – крикнул он, – Извольте в дом!

Петру не сиделось в душной избе. Он стоял на берегу Дона и любовался привольной степью. Заметив на другом берегу утку, царь забегал, задергался, замахал руками.

– Ну-ка кто ее из пищали достанет? Тому золотой от меня! – толкнул в бок стрельца, – Стреляй тютя! Стреляй, улетит!

Стрелец, засуетившись, выстрелил и промахнулся. Царь взревел, наступал приступ. Лефорт, моментально все оценив, подскочил к Петру, снял приход падучей, кивнул Брюсу.

– Нет ли казачка, какого, что цареву волю выполнит! – поняв все, закричал Брюс.

Как будто только и дожидаясь этих слов, выступил молодой казак, вытолкнутый на середину, крепкой рукой Чебачихи, уже стоявшей у крыльца.

– Топай Пядух, раз государь просют, – громко сказала она, сделав ударение на слове «просют».

Казачок взял свою пищаль и, не целясь, на вскидку сшиб утку, уже вставшую на крыло.

– Исполать казак, – обрадовался государь, – Дай-ка пищаль. Не убью, так хоть поцелюсь, – со смехом добавил он, вертя в руках пищаль с затейливой гравировкой по прикладу и вороненому стволу.

– От дедов осталась, – смущаясь, сказал казак, – Это когда они еще на турок ходили, а потом Азов на копье брали.

– Азов! Азов брали? – еще больше обрадовался царь, – Пойдем, голубчик поедим, ты мне расскажешь все, – он обнял казака за плечи и повел с собой в хату.

– Ну, теперь и мы Азов брать будем! – крякнул удовлетворенно Лефорт, – Это точно!

К середине лета Петр, наконец, прибыл в Черкасск, столицу казачьего стана на Дону. Здесь войска встали на отдых, дожидаясь донских атаманов. Простояв три дня и, не дождавшись, двинули к Азову. Фрол Минаев со своими донцами, подошел туда, как и обещал Ромодановскому.

Все эти тайные военные маневры тайной были только для потешного царева войска. Лазутчики из Азова давно уже отнесли вести в Стамбул, и турки получили подкрепление и запасы еще за месяц до подхода петровских войск. Кроме этого, турки устроили по обоим берегам Дона башни, прозываемые каланчами, прочно построенные и снабженные единорогами и тюфяками. Между каланчами забили по Дону сваи и протянули цепи, как в Стамбуле в бухте Золотой Рог. Не взявши каланчей, к Азову и не суйся.

Петр кликнул клич. Охотниками вызвались токмо донцы, да и то пока атаман не пообещал по десятке рубликов каждому. Петр послал с ними своих гвардейцев, бравых чудо-богатырей. Долбили из пушек целый день. Снесли весь верх и часть стены. На приступ пошли охотники, и так охотою взяли башню на левом берегу, денежку заработав честно, однако умолчав, что в башне с первого выстрела турок уже не было и штурмовали одни остатки от земляных стен. Но на то и хитрость казачья.

Турки на другой день сделали вылазку. Казачьи разъезды заметили их издалека, но, посмотрев, что в сторону их котлов янычары не спешат, спокойно подкрутили усы и продолжали сосать тютюн. Турки напали на пехотную дивизию генерала Гордона, находившуюся аккурат в середине утвержденной диспозиции. Напали во время полуденного отдыха, когда потешная гвардия, по заведенной еще в Преображенском традиции, изволили почивать. Захватили с десяток орудий, загвоздили большую часть остальных и перебили, и переранили около тысячи сонных молодых оболтусов из гвардии царева набора. Старые гордоновские усачи, стояли отдельно, выставив боевой дозор, и турки к ним и не совались. Чего лезть на рожон.

С утра казаки, тем же Макаром захватили вторую каланчу, нимало пополнив общий казачий кош. Баталия тянулась ни шатко, ни валко. Микулице все это напоминало взятие Иваном Грозным Казани. Войска обложили крепость, как медведя в берлоге, отрыли окопы на правом высоком берегу Дона, напихали туда мортир и пушек и вяло палили по Азову. Так вот за месяц с лишним подползли к стенам самого городка.