Куда ты пропала, Бернадетт? - [41]

Я выставила вперед руку – плотный, животворный воздух со свистом струился сквозь пальцы. В каком еще городе могли появиться на свет реактивный лайнер, интернет-магазин, персональный компьютер, сотовый телефон, онлайн-турагентство, музыка гранж, гипермаркет и хороший кофе? Где еще такой человек, как я, может кататься на велосипеде в компании того, чья лекция на конференции TED занимает четвертое в мире место по просмотрам? Я засмеялась.

– Что с вами? – спросил Элджи.

– Нет, ничего.

Я вспомнила, как страдала, когда папа не смог отправить меня учиться в Южно-Калифорнийский университет, и я вместо этого поступила в Вашингтонский. По-моему, я вообще никогда не покидала штат Вашингтон. До сих пор ни разу не была в Нью-Йорке! И вдруг мне стало наплевать. Пусть другие путешествуют по миру. Все, чего они ищут в Лос-Анджелесе, Нью-Йорке или где-то еще, – у меня уже есть. Тут, в Сиэтле. Все здесь принадлежит мне.

* * *

От кого: Одри Гриффин

Кому: Су-Линь Ли-Сигал

Ты думаешь, я с утра выпила большую чашку оглупина? Ведь Элджину Брэнчу так удобно не знать ничего о том, что наворотила его жена! Я пересказала твою басню Уоррену, и мы с ним единодушны: Элджину Брэнчу нужны свидетели его неосведомленности, которых он мог бы предъявить суду, но, будь уверена, этот трюк у него не пройдет. Мы отсудим у него все до гроша. Так и передай Этому Барану, когда вы с ним в следующий раз соберетесь мусорить в храме Божьем. Он не получал писем? Брехня!

* * *

От кого: Одри Гриффин

Кому: Гвен Гудиер

Прошу вас проверить общешкольную рассылку и подтвердить, что Элджин Брэнч присутствует в списке адресатов. Не Бернадетт, а именно Элджин Брэнч.

* * *

У Кеннеди был день рождения. Ее родители работали допоздна, так что мы с мамой сделали как всегда, то есть пригласили Кеннеди на праздничный ужин. Утром Кеннеди ждала нас с мамой возле школы.

– Куда мы пойдем? – спросила Кеннеди.

Мама опустила стекло.

– В ресторан «Спейс-Нидл».

Кеннеди завопила от радости и запрыгала, как мячик.

Сначала «Дэниелс Бройлер», теперь это?

– Мам, – сказала я, – с каких пор ты ходишь по самым крутым ресторанам?

– С этих самых.

Пока мы шли в класс, Кеннеди прямо распирало от ликования.

– Еще никто никогда не был в «Спейс-нидл»! – визжала она. И была права. Хотя этот ресторан находится на самом верху башни и к тому же вращается – казалось бы, куда же еще ходить? – но он абсолютно туристский и жутко дорогой.

Я лет десять не была в этом ресторане и уже забыла, как там круто. Мы сделали заказ, а потом мама взяла сумку и вытащила оттуда карандаш и лист белого картона. Посередине она написала разноцветными маркерами: МЕНЯ ЗОВУТ КЕННЕДИ, МНЕ СЕГОДНЯ 15 ЛЕТ.

– Что это? – не поняла Кеннеди.

– Ты ведь здесь раньше не была? – спросила мама, а потом повернулась ко мне: – А ты не помнишь? – Я помотала головой.

– Мы поставим это на подоконник. – Она прислонила картонку к стеклу. – И положим рядом карандаш. Ресторан вращается, и эта табличка будет вращаться вместе с ним. Все посетители что-нибудь на ней напишут, и, когда зал сделает полный круг, у тебя будет открытка с поздравлениями.

Мы с Кеннеди завопили одновременно. «Круто!» – крикнула она. «Так нечестно!» – крикнула я.

– Обещаю, что на твой следующий день рождения мы придем сюда, – сказала мама.

Открытка медленно уплыла от нас, а мы – ой, мы здорово развеселились. Каждый раз, когда мама рядом, мы с Кеннеди начинаем обсуждать Молодежную группу. Мама выросла в католической семье, но в колледже стала атеисткой, поэтому, когда я стала ходить в Молодежную группу, она заволновалась. Но я делаю это только ради Кеннеди. Ее мать полжизни проводит в «Костко» и мешками таскает домой шоколадные батончики и лакричные конфеты. Еще у них гигантский телевизор с кучей кабельных каналов. Я любила у них бывать, смотреть «Друзей» и объедаться сладостями. Но потом Кеннеди вдруг решила, что она толстая и ей надо сесть на диету. «Би, – сказала она мне, – прекращай есть конфеты, иначе я никогда не похудею». Кеннеди – сумасшедшая, и разговоры, которые мы с ней ведем, тоже совершенно сумасшедшие. Короче, она торжественно объявила, что больше нам к ней нельзя, потому что дома она толстеет, и теперь мы будем ходить в Молодежную группу. Она говорит, что села на «диету Молодежной группы».

Я сколько могла скрывала это от мамы, но скоро она все узнала и пришла в ярость – решила, что меня заманили в секту. Хотя руководители Молодежной группы – Люк и его жена Мэй – совсем не по этой части. Ну разве что чуточку. Про Библию они говорят с нами от силы минут пятнадцать, а потом мы целых два часа можем смотреть телевизор и играть в разные игры. Мне немножко жалко Люка и Мэй – они так радуются, что по пятницам к ним приваливает полшколы. Им и невдомек, что нам просто некуда больше идти: в пятницу нет никаких секций и кружков, а нам только и надо, что посмотреть телик.

Но мама все равно ненавидит Молодежную группу, что очень веселит Кеннеди.

– Послушайте, мама Би… – Она всегда так называет мою маму. – Вы слышали про какашку в рагу?

– Какашку в рагу?

– Нам в Молодежной группе рассказывали. Люк и Мэй показывали кукольный спектакль про наркотики. Там Ослик говорит: «От одной затяжки ничего не будет», а Ягненок ему отвечает: «Жизнь – это рагу, а травка – это какашка. И если в твое рагу попадет хотя бы крошечная какашка – захочешь ли ты его есть?»