Куда скачет петушиная лошадь - [15]

— Маме врать нельзя, — возразил Пера. — Лучше мы сманипулируем со временем и вернёмся точнёхонько перед приходом мамы с работы.

— Чуть раньше, — поправила Даша. — Чтобы холодильник передвинуть.

— Мы тоже хотим, — сказал Мир, а Тове закивал:

— Ха, такой потрясной дипломной работы ни у кого из наших ребят не будет! Все обзавидуются.

— Лютик хороший, — проскрипел менкв. — Лютик того… всех побьёт. Лютик пойдёт с Тове. Съест вкусных врагов. Пожуёт невкусных. И выплюнет.

— А я могу всех подвезти, — предложил Гундыр. — Кроме менква, он тяжелый. А ты, Ёма?

Ёма подумала, помолчала.

— Мне почему-то кажется, что мне туда нельзя. — сказала она. — Я должна тут держать оборону. Если менкв не напутал и с севера какой-то колдун напустил на нас Нга, Мир Мёртвых, то и здесь могу быть прорывы изнутри, снизу. Непонятно, да? Словом, мой участок «тай-сизим», по-русски «Т-семь». Тут и останусь.

— Остальным постам передай, чтобы были настороже, — сказал Пера.

— Вот без тебя не догадаюсь, — хмыкнула Ёма. Она вытащила из миски с пельменями ложку и, держа её как микрофон, сказала:

— Внимание всем постам! Малая тревога, действия по варианту «Бур», то есть «Б». Посту в Редикоре утроить бдительность — там слабое место, возможен прорыв.

Опустила ложку и зачерпнула ею пельменей:

— Ай, хороши, горяченькие! Ешь, мича нывка Даша, а то худенькая такая, аж глядеть жалостно.

Даша всю жизнь (то есть последние четыре года) переживала, что она толстая и не годится для обложки глянцевых журналов. «Наверное, в Чердыни целебный похудательный воздух, и я уже сбросила несколько кило, — подумала она. — А раз так, то можно ещё съесть кусок чериняня и ещё тарелку этих вкуснющих пельменей».

— Бабушка, а где вы продукты берете? — спросила она с набитым ртом. — Здесь же магазинов нету. Вы что ли рыбу для чериняня утром поймали? В холодильнике держали, потом испекли?

— Нету тут холодильника, — фыркнул Вэрса. — И печи нету, дом-то разрушен, печь тоже. И рыбу она не ловит, и мясо для пельменей… того…

Даша поглядела на пельмени:

— А из чего тогда всё это?

— Какая тебе разница? — вкрадчиво сказала Ёма. — Вкусно — так и ешь. А из чего рыбник сделан, когда рыбы нет, да как сварено без печи, коли огонь не зажигали — это всё придирки.

— Молекулярный синтез, — кивнул Мир. — Какая продвинутая цивилизация в Чердынских лесах!

Даша вспомнила, как в сказках простодушные гости садились за стол в лесной избушке, на скатерти благоухали пироги, жареная дичь и каши на меду, а когда один гость по привычке перекрестился перед едой, то вместо вкусностей оказались поганки, пиявки да жареные пауки. Даша сложила пальцы, подняла руку…

— И что это ты такое делать собираешься? — очень спокойно спросила Ёма.

— Нос почесать, — объяснила Даша, почему-то оробев.

— А-а, ну нос почеши, — разрешила Ёма, не сводя глаз с Даши.

— Ёма, а клубочек дашь? — попросил Пера. — Путеводный.

— И-и, милый, ты бы ещё сапоги-скороходы попросил, — всплеснула руками Ёма. — Нету клубочков, Иваны-царевичи растащили. Такая вредная разновидность человечества эти Иваны-царевичи, всё что-нибудь спереть норовят. То клубочек, то Марпиду-царевну.

— Плохо, — огорчился Пера. — Я на север далеко не ходил, дороги не знаю.

— Я покажу дорогу, — глухо сказал кто-то. Все обернулись. Послышался звон разбиваемого стекла, и из витрины на середину комнаты выломился огромный волк.

— Только мне брюхо зашить надо, а то опилки сыплются, — сказало чучело.

Глава 11. Чучелу не больно

Иголку для зашивания волчьего живота искали долго-долго. Ёма била себя грудь и клялась, что железного орудия в её доме быть не может, потому что она-де нечистая сила и железо переносит плохо. Где-то в экспозиции «Быт каменного века» валялась костяная иголка, вот её и ищите. Или в директорском столе что-нибудь подходящее завалялось.

— А почему вам железо вредно? — спросила Даша, обшаривая ящики письменного стола. — Оно радиоактивное?

— При чём тут радио? Просто меня люди придумали, когда в ходу были каменные, костяные, бронзовые орудия. Железом пользовались те, кто привёл на нашу землю чужого южного бога и выгнал меня в болота да чащи. Не ценят, не уважают, царевичей подсылают жёстких да жилистых…

— А ты уверена, Ёма, что люди тебя придумали? — хитро прищурился Вэрса. Ёма нахмурилась, но тут Даша нашла в углу ящика забытый степплер и испустила победный вопль:

— Ура! Это лучше, чем иголка!

Волк скривился недоверчиво, но Дашка скомандовала:

— Ложись на спину и не дрыгайся, а то криво получится.

Волк послушно подставил брюхо, и Даша ловко скрепила края дырки степплеровыми скобками.

— А почему ты меня не боишься? — спросил Волк, оглядывая поблёскивающий шов.

— А… а ты же как бы игрушечный, — объяснила Даша. — Набитый опилками, как Винни Пух. Не больно?

— Нормально, — одобрил Волк. — Чучелу не больно. Ну что, в путь!

— Ночь на дворе, людям спать пора, — проворчала Ёма. — И нелюдям тоже. Утром пойдёте. И на вашем месте я бы этого подозрительного Волка в проводники не брала. Что он может знать о современной дороге на север, он больше ста лет простоял в музее чучело чучелом! Менква возьмите проводником, он недавно ходил.