Куба либре - [29]

А вокруг бурлила жизнь. Темнокожие подростки бросались друг в друга песком. Они носились как сумасшедшие между лежаков, перемазанные с ног до головы, стараясь засыпать друг другу в волосы и рот побольше белого песка.

Один из них догадался вытащить из мусора лоток для пищи и, наполнив его песком, впечатал в физиономию какой-то девочке. Ее подруги бросились к мусорному баку, стали загребать песок во все, что придется, и швырять в мальчиков.

Иногда песок летел в молодежь, загорающую на лежаках. Пострадавшие вскакивали и с яростными криками включались в игру.

Постепенно весь пляж охватило мелькание черных тел среди фонтанов песка.

Только мы втроем скульптурно выделялись посреди песочной бури и воплей. Мистер Кахакинта, пятая скорость, похожий своей огромной спиной на черный квадрат Малевича. Я с рукой, погребенной в его широкой ладони, старательно отводящая глаза в темных очках от топорщившихся плавок Аледи, который, плотоядно глядя на меня, облизывал пальцы.

Я не понимала ни слова из их разговора, но было очевидно, что Алехандро красуется мной и своим «белым» образом жизни, и Аледи сильно, по-звериному, завидует ему.

В конце концов он встал с лежака, повернулся к Алехандро спиной, наклонился и очень громко и протяжно пернул ему прямо в лицо.

На что Алехандро с большим чувством собственного достоинства сказал:

– Амиго, ты не мог бы пердеть потише при моей даме!

Я испытываю какую-то странную нежность ко всему живому. Мне кажется, что мой Ванечка растворился в окружающем мире, и теперь я, живя в нем, в этом мире, утратила способность быть жесткой.

А Москва – это жесткий город. Там надо быть сукой. На работе, на улице. Надо бороться за свое место под солнцем. А солнца там очень мало. На всех не хватит. Поэтому надо давить конкурентов и идти к цели, элегантно перешагивая через любые преграды.

А мне всех жалко. Я хочу раздать свои деньги голодным. Сдерживает только ответственность за родителей и мужа.

Я постоянно думаю, как помочь людям. Всем вместе и каждому в отдельности. Я понимаю, что это глупо, что всем не поможешь, но мое сознание изобретает какие-то хитрые схемы типа: искусство спасет мир. Надо инвестировать в искусство.

И снова я понимаю, что это глупо. Тут же переключаюсь на конкретных людей. Могу ли я помочь Алехандро, например? Нет, не могу. Если я отдам ему всю себя, все свои деньги, он их мгновенно промотает и даже не заметит. А дальше все будет только хуже, потому что деньги разъедают душу. Подсев на деньги, ему освободиться от их зависимости будет труднее, чем слезть с героина.

Никто никому не может помочь.

– Не заплывай далеко, – говорит Педро. – Я не смогу тебя спасти. Я не умею плавать, боюсь воды.

Я вижу, как он нервничает, когда я отплываю от берега. Особенно по вечерам, когда темно.

А я люблю купаться ночью. Люблю плыть, когда вокруг перекатываются ртутно-черные волны, а над головой сияют звезды.

– Почему ты боишься?

– Я видел много мертвых людей, которые хотели сбежать в Америку. Некоторые тонули, некоторых убивали. Мой отец тоже уплыл в Майами на надувной лодке. Мы боялись, что его убьют. Его друзей, которые плыли с ним, нашли мертвыми. Что стало с отцом, неизвестно. Потом моя мать уплыла за ним в Майами. Надеялась найти отца. Мне было семнадцать лет, когда она уплыла, с тех пор я ее больше не видел. Я очень волновался, когда она уплыла. Она добралась до Америки, у нее все в порядке. Я часто разговариваю с ней по телефону. Но я очень хотел бы когда-нибудь ее увидеть.

– А ты не можешь поехать в Америку? Я знаю, что нет прямого рейса, но можно ведь лететь через Ямайку?

– Граждан Кубы не пускают в Америку. И ее не пустят на Кубу тоже. Мы никогда не увидимся.

Он уткнулся мне в плечо. Некоторое время мы сидели молча. Я гладила его голову, и постепенно он расслабился и тяжело вздохнул.

В темноте Педро не казался таким уж большим. Кожа у него была мягкая на ощупь, как у ребенка.

Он лег на песок.

– Вон видишь две звезды? – Педро протянул к небу руку, и она слилась с чернотой.

– Я вижу больше.

– А две видишь?

– Я вижу раз, два, три, четыре, пять…

– Ха-ха-ха! Я серьезно. Я вижу только две.

– У тебя что, со зрением плохо? Там полно маленьких звездочек.

– Где?

В этот момент облако закрыло звезды.

– Сейчас ничего вообще не видно. Но там две больших и много маленьких.

– Маленькие не считаются. Ха-ха-ха!

Мы оба покатываемся со смеху так, что можем говорить только очень короткими фразами.

– Маленькие – это друзья. Ха-ха-ха! Когда увидишь в Москве…

– Ха-ха-ха!

– …Две звездочки, помни, это ты и я.

– Ха-ха-ха! У нас в Москве смог!

Я увидела, как чиркнул по небу метеорит.

– Что с тобой, ми рейна?

– Ничего, песчинка в глаз попала!

Я изо всех сил стараюсь загореть. Но ничего не получается. Кожа у меня по жизни очень белая. Пока не началась жара, я, словно на работу, иду на пляж и сижу там до одурения.

Плавать стараюсь побольше, чтобы укрепить мышцы. Отплываю от берега, дабы не привлекать внимания, и делаю водные упражнения для ног и пресса. Чтобы хоть как-то разнообразить размеренный ритм жизни «ол инклюзив».

Только я вылезла из воды и в изнеможении плюхнулась на лежак, Алехандро заговорил взволнованно: