Кто Вы, доктор Зорге - [20]

И все-таки Коноэ был слишком добродушен, чтобы устоять против атаки того, к кому питал явную симпатию и уважал как специалиста своего дела. Он ослабил сопротивление и проговорился о своем отказе уступить требованию немцев, чтобы пакт был прежде всего военного характера и направлен непосредственно против Советского Союза. Он напомнил Одзаки, что Гитлер и его главные сторонники используют антикоммунизм как одну из главных платформ своей политики. Япония же не имеет пока желания вызывать антагонизм русских больше, чем это необходимо. И поэтому он считал, что вряд ли Япония присоединится к пакту, в котором будет конкретное упоминание о Советском Союзе. Однако он все же дал понять, что правительство обеспокоено деятельностью японской компартии, находившейся на нелегальном положении, и что Япония может легко достичь договоренности с Германией, чтобы пресечь дальнейшее распространение коммунистической идеологии в мире. Несмотря на все старания Одзаки, премьер-министр отказался связывать себя какими-либо выводами, когда речь зашла о возможном исходе берлинских переговоров.

Не прошло и суток, как Зорге уже читал полный отчет об этом интервью, который вместе с информацией от Мияги и Вукелича и его собственной дал ему сложную, но довольно полную картину: чего хотела каждая из сторон, что готова была уступить и с чем могла в конце концов согласиться. После того как было сделано первое сообщение, Клаузен перенес рацию в дом Одзаки и ждал указаний Зорге. Новые сообщения, которые подготовил Зорге, касались: одно — позиции Японии, другое — различных подробностей берлинских переговоров. Он принес их в дом Одзаки, где они были переданы Клаузену с приказом отправить их в течение двенадцати часов четырьмя отдельными частями через определенные промежутки времени.

Об этом периоде своей интенсивной разведывательной деятельности Зорге сказал на суде: «С самого начала, как только я узнал, что рассматривается какой-то вариант пакта, я понял, что немецкие правящие круги и влиятельные японские военные руководители хотели не просто политического сближения двух стран, а самого тесного политического и военного союза.

Задача, поставленная мне в Москве, — изучение германо-японских отношений — теперь встала в новом свете, поскольку не было сомнения, что главным, что связывало две страны в то время, был Советский Союз или, точнее говоря, их враждебность к СССР. Поскольку я в самом начале узнал о секретных переговорах в Берлине между Осимой, Риббентропом и Канарисом, наблюдения за отношениями между двумя странами стали одной из самых важных задач моей деятельности. Сила антисоветских чувств, проявленная Германией и Японией во время переговоров о пакте, была предметом беспокойства для Москвы».

Когда Четвертое управление поняло из отчета Зорге, что секретные переговоры в Берлине были нацелены на создание военного пакта, в Берлине появились советские разведчики, чтобы организовать тщательное наблюдение за резиденциями Осимы, Риббентропа и Канариса. Об этом каким-то образом стало известно гестапо и контрразведчикам Канариса. Это настолько встревожило немцев, что они не могли продолжать переговоры без опасения, что каждое слово будет передано в Россию — как раз в ту страну, против которой и был направлен пакт. Наконец Канарис и Гиммлер решили, что единственным способом перехитрить советских разведчиков будет продолжение обсуждения с помощью меморандумов. Вопросы и ответы в письменном виде должны были направляться из учреждения в учреждение специальным курьером под охраной агентов гестапо. Этой уловкой удалось перехитрить русских. Они вели слежку за тремя участниками переговоров, контролировали их передвижение, а те ни разу не встречались. Русские разведчики доложили в Четвертое управление, что переговоры либо прервались, либо закончились раньше, чем ожидалось, так как три основных участника теперь не вступают в контакт. Начальник Четвертого управления не был удовлетворен этим сообщением. Он попросил группу Зорге раздобыть дополнительную информацию в Токио.

В это время какой-то специальный курьер прибыл с секретными приказами для немецкого посла. Однажды утром Зорге зашел в посольство для очередного «выкачивания» информации из ничего не подозревающего полковника Отта. Как раз в этот момент незнакомец был введен в кабинет военного атташе и представлен Зорге как Хаак. Этот человек сказал, что много слышал о Рихарде Зорге в Берлине и, как большинство других официальных лиц, считает статьи журналиста содержащими ценную и обширную информацию. Они немного поговорили, и Зорге вдруг осенило, что Хаак, должно быть, чиновник высокого ранга, раз Отт относится к нему с таким явным почтением. Инстинктивно он почувствовал, что этот человек может иметь какую-то связь с переговорами в Берлине, которые, он думал, по-прежнему продолжались. Он с радостью принял приглашение на обед с Оттом и Хааком в ресторане «Ломейер», любимом месте немецких чиновников, желавших поговорить о деле.

Вскоре Хаак, абсолютно уверенный, что Зорге — один из самых преданных нацистов на Дальнем Востоке, начал свободно рассказывать Отту о последних событиях в Берлине и о страшно медленном процессе переговоров, которые велись с помощью меморандумов. Открытие это поразило Зорге, но каково было его изумление, когда Хаак объявил, что он и есть секретный курьер, осуществляющий связь между Осимой, Риббентропом и Канарисом. Более того, он находится в Токио потому, что является единственным посредником, используемым в этом качестве. Обмен мнениями пока временно прекратился до возвращения его, Хаака, в Берлин с важной информацией от японского министра иностранных дел. Возвратясь домой, Зорге подготовил короткое сообщение для передачи по радио об открытиях этого дня с полным описанием Хаака. «Я думаю, что с тех пор он тоже попал под наблюдение», — сказал позже Зорге.