Кто виноват и что делать? - [19]

Он – идеальный следователь или милиционер, который видит, как часть людей присваивает огромные суммы народных денег, но ему приходится разбираться лишь с теми, кто с голоду украл 100 рублей и не смог замести следы, потому что даже не подумал об этом. Именно он в большей мере знаком с этой другой стороной и каждый день должен решать – просто взять подарок, многократно превышающий по цене его зарплату, за то, чтобы просто не замечать каких-то вещей, либо бороться с этим и подвергать себя и жизнь своих близких риску. При этом никто не защитит его при встрече с хорошо вооруженной и безнравственной силой.

Он – идеальный профессор, ученый. Он получает такую зарплату, что не может участвовать в международном обсуждении проблемы, которую изучает. У него нет аппаратуры, на которой он может проверять свои идеи. Российские фонды могут оплатить ему проезд (но обычно деньги выдаются уже после окончания конференции), но не дают ничего на оплату взноса (обычно он составляет несколько зарплат ведущего научного сотрудника). Поэтому каждый раз, направляясь на конференцию, он должен писать, что он – из России (это означает, что он принадлежит к странам третьего мира). Тогда он получает такие же дотации, которые выдаются студентам европейских стран или ученым, проживающим в Руанде или Синегале. При этом министр социальной защиты может свободно говорить о том, что все профессора берут взятки, как будто государство изначально планирует, что профессор должен жить не за счет платы, получаемой от государства, а за счет взяток.

Он – идеальный рабочий, работающий на частном предприятии. Когда-то оно было государственным. Но сейчас специальными действиями его довели до банкротства, а затем купили за бесценок. И владельцу завода все равно, чем живет и что ест его рабочий, поскольку смысл для него имеет не жизнь, а деньги.

Он – идеальный крестьянин, которого в суровых российских природных условиях оставили один на один с землей без поддержки государства. При этом каждый день возникает соблазн продать эту землю за бутылку водки, благо покупатели ходят практически каждый день.

Как будто время не властно над Россией. И случай, описанный Лесковым в маленькой были «Человек на посту», вновь и вновь повторяется. Там солдат оставил на минуту пост у царского дворца, чтобы спасти тонущего в Неве человека. При этом медаль за спасение вручили другому, а солдат был счастлив, что отделался тремя днями в карцере и получил всего лишь 200 розог перед строем. Читая этот рассказ и размышляя над состоянием человека в стране, вспоминается собака из лаборатории Павлова, которая лижет руку того, кто бьет ее током.

Алкоголь оказывается весьма полезным подспорьем для человека, уставшего от постоянного унижения бытием и вранья о том, что каждый день он живет все лучше и лучше. Но только в начале человек пьет мало, а чувство вины испытывает значительное. Углубляющийся алкоголизм влечет за собой все более короткие периоды осознания виновности и все более длительные периоды запоя, поскольку только в запое он может задать самый главный для себя вопрос и услышать от собутыльников нужный ответ: да, его уважают. Реальные обстоятельства его жизни не дают ему основания для ощущения собственной значимости, поскольку у него достаточно самокритичности, чтобы проанализировать свое поведение и перспективы дальнейших успехов. Очень часто алкоголиками становятся люди, обладающие многими умениями и задатками, но не владеющие навыками конкуренции. Они не готовы любыми способами добиваться нужного в настоящий момент, а потому и проигрывают в острой конкурентной борьбе с теми, кто не столь щепетилен. Честный герой-одиночка побеждает лишь в американских боевиках. В российской действительности он спивается.

Анализируя феномен алкоголизма, американский психолог и психиатр Э. Берн утверждает, что алкоголик пьет не для того, чтобы в пьяном угаре почувствовать себя человеком, а для того, чтобы в похмелье испытать чувство вины. Это кажется странным на первый взгляд. Мы уже говорили, что чувство вины – лишь внешняя оболочка, под которой скрывается неосознаваемое ощущение: я повинился, значит, я хороший. И чем интенсивнее чувство вины, тем сильнее эта внутренняя уверенность: я достойный человек. Если человек обучен в детстве ощущать себя достойной личностью вне оценки других людей, если у него есть возможность доказывать это себе в реальной жизни, то ему не нужно столь сложное поведение, в конце концов объясняющее ему самому, что он – хороший. Но в условиях, когда нет работы, нет стартового капитала, чтобы самостоятельно создать рабочее место, а на экранах телевизоров ежедневно демонстрируют примеры роскошной жизни других, трудно ожидать положительной самооценки и уверенности в собственной значимости. Если государство не создает условия, при которых можно отстоять свое собственное достоинство, не каждый решится бросаться на бездушную государственную машину, чтобы отстоять свое честное имя. Если к тому же группа поддержки вместо повышения этой уверенности регулярно напоминает о прежних ошибках и твердит о несостоятельности, возникает соблазн любым способом вернуть чувство собственной значимости.