Кто в тереме? - [61]

– Что, совсем никого?

– С женой давно разбежались, а детей у них не было. Может, и есть у него какая бабенка. Живет же он, наверное, с кем-то, мужик не старый еще. Да только сюда если и привозил бабу – отдыхать, неизвестно, от чего, и все разных. Беспутные, пьют, орут, визг, хохот, полуголыми на ерик бегали купаться. Все дачники этой картиной любовались. Чтоб тяпку в руки взять да хоть бурьян выкосить – нет, не царское дело! Уже камыш вовсю на участке попер!

– А может, родня у него какая есть? Он вот дом квартирантам сдал, где сам-то может жить?

– Родни нет. Может, дальняя какая, я не в курсе. Они сами-то с Украины, смолоду сюда переехали. Наверно, там вся родня и осталась. А живет, говорю же, скорее всего, у одной из своих бабешек. А что он натворил-то? С чего это Витьку полиция ищет?

– Да пока точно не знаем, – уклонился от ответа капитан. – Как свидетеля.

– Это ты если насчет мужика, что в колодец сбросили, так на Витьку не греши. Он и сильно пьяный в драку не лез. Не любитель был на кулаках разбираться. И зачем бы Витек сюда этого мужика привез? В такую-то пору! У него ведь дом имеется в старом городе.

– Говорю же, квартирантов пустил!

– Ну, а куда ж тогда он его привез, раз, ты говоришь, у дачи вид нежилой, запустение?

– Вот именно!

Бесполезной оказалась встреча.

Провожал Бурлакова Михаил Александрович не один. В ногах у него путалась и все норовила цапнуть за штанину рыжая кудлатая бестия. Она была хромолапой, но каталась вокруг капитана надоедливым ртутным шариком, пока хозяин не прикрикнул:

– Да уймись ты, Жулька!

Напрасно увещевал он Жульку! Невоспитанная была собака, не унималась до самой калитки. Наверно, это была та самая пострадавшая в неравной борьбе с машиной Жулька, которую всей стаей выхаживали дачные собаки.

Видно, дед Миша взял ее домой из жалости. А может, за то, что была такой звонкой и не ведала страха, хотя от хорошего пинка могла бы улететь далеко. Скорее всего, в азарте она сама бросилась под колеса. На месте машины, Бурлаков тоже бы ее переехал.

И уже вслед капитану Михаил Александрович прокричал:

– Ты знаешь, капитан, я пару раз видел: парень к нему приезжал – фу ты ну ты, в белых штанах, прямо картинка из журнала. Кто такой – не знаю, может, сын одной из баб.

– Почему вы так подумали?

– Я спросил, кто такой – весь из себя, а Витька смеется:

– А-а-а… сынок мой названный.

* * *

Жена Вадима Сергеевича Бурлакова была красавица. Не было ничего удивительного в том, что в свое время он влюбился и потерял голову.

Нет красавиц, с пеленок не осознающих факт своей избранности и не воспринимающих этот факт как нечто само собой разумеющееся. Судьбе угодно, чтобы на свет являлось время от времени чудо совершенства. И оно появлялось – на этот раз в образе Леночки Сударкиной.

В последнее время среди красавиц появилось новое поветрие. Нужно признаваться публично, что в детстве они были «гадкими утятами», и по этой трагической причине трудное у них было детство. Родители в них не верили, а сверстники притесняли.

Это вроде как хороший тон, признак демократичности, дающий возможность дурнушкам избавиться от комплексов и поверить в себя.

Лена всегда сознавала себя красавицей. Где-то классе в пятом-шестом на уроках истории Лена узнала о существовании в Древней Греции такой царицы – Елены Прекрасной, из-за которой случилась Троянская война. Даже то, что родители нарекли ее таким же именем, восприняла она как знак судьбы, а не как случайное совпадение.

Она с тех пор просила подруг и родителей называть ее Еленой, а не Леной, Леночкой, Ленуськой. И только в девятом, когда проходили «Войну и мир», сменила Елену на Элен.

Она не была классической блондинкой, натуральный цвет волос у нее был темно-русый, но анекдоты про блондинок недолюбливала. Как говорится, нутром чуяла их глубинный подтекст.

Лена считала себя интеллигентным и образованным человеком. К примеру, знала, что на унитазе человек сидит в позе «Мыслителя» Родена. Но когда она видела, что муж берет в руки книгу, во взгляде ее светилась материнская жалость.

При этом обладала бездной житейской мудрости и цепкой деловой хваткой, а потому и закончила в свое время технологический техникум по специальности «кулинария». «Всегда с куском буду», – комментировала она этот немодный выбор.

С матерью они жили дружно, но чаще дружили друг против друга. Строго по пословице: вместе тесно, а врозь скучно.

В гости к матери Лена ездила очень редко – натерпелась во времена детства и юности материнской любви: тотальной слежки и жесткого контроля. К себе тоже не особенно активно приглашала, но теще приглашения и не требовалось. Она была дамой бесцеремонной, и по инерции все пыталась учить дочь, внучку, а заодно и зятя – и даже в первую очередь! – как правильно жить.

Она не уловила момента, когда дочь выросла.

– Мама! – гневалась Лена. – Мне 45 лет, а ты сделала мне три замечания, пока я жарила яичницу. Что можно три раза сделать неправильно, жаря яичницу? При моем специальном образовании!

Возможно, Лена и замуж поторопилась выскочить в 19 лет, жаждая свободы и презрев перспективы, которые сулила ей красота. Впрочем, когда распространилась мода в стране на конкурсы красоты, она уже не могла претендовать на участие в них – по возрасту.