Кто ты, Кирилл Толмацкий? - [3]
Вот некто очень своеобразным голосом просит «барышню» положить на весы определенный, лучший из громадных бакинских помидоров. Эдвард Радзинский часто изъяснялся старомодными выражениями, видимо, вживался во время своей очередной почти дописанной пьесы. От неожиданного обращения румяные рязанские девицы краснели, улыбались и почти падали в книксенах, впрочем, как барышням и положено. Он уже выпустил свою знаменитую «Снимается кино», больше того – на очередном заседании Политбюро ЦК КПСС ее успели окрестить ублюдочной. Впрочем, таких подробностей наша девочка не знала, да и знать не могла.
Здесь же, на рынке, знакомым всем советским детям голосом Сказочника из мультфильма «Винни Пух и все-все-все» Федора Хитрука, интересовались тюлькой пряного посола. Она видела, как артист Владимир Осенев ловко перехватывал газетный кулек с рыбой – в прессу в то время безо всяких реверансов было принято заворачивать любые деликатесы. Человек этот, с острым лицом и в скромных брюках, давно утерявших элегантность, казался ей чрезвычайно симпатичным. Настоящий Сказочник! Чудилось, что, завладев заветным кулечком, он с проворностью фокусника подкинет его в воздух и тот превратится в праздничный салют или охапку воздушных шаров! Но нет. Обычно кулек исчезал в сумке-авоське, а волшебный голос растворялся в гуле остальных вполне заурядных.
Еще по совершенно неизвестной причине в столичном районе Аэропорт в то время жило много лилипутов. Она встречала их каждый день. Даже опасаясь показаться бестактной, не могла заставить себя не разглядывать этих удивительных людей. Очень они ей нравились! Взрослые, навсегда обреченные остаться детьми. Впрочем, и так глубоко она пока еще не мыслила. Лилипуты казались просто людьми, но какими-то сказочными, как ожившие куклы. Вероятно, они просто решили селиться неподалеку друг от друга. Все мы стараемся держаться своих.
Помимо очевидных различий, между обитателями двух сторон проспекта имелись и не очевидные. На свою условную разделительную полосу – Ленинградское шоссе – они смотрели совершенно по-разному.
Хотя и видели одно: автомобили и автобусы, уносившиеся не только за город или в колыбель революции, но и в самый настоящий аэропорт – Шереметьево, даже авиакассы располагались тут же у метро.
Дедушка и бабушка Децла. Анатолий Ратушный с женой Анной, которая до сих пор не знает, что внука больше нет
А оттуда, товарищи, уже были варианты! И если рядовой москвич редко задумывался о возможности покинуть родину, то творческая интеллигенция помаленьку уже начинала путать туризм с эмиграцией. Мечтали уехать и не вернуться. Но далеко не все получали эту удивительно обычную сегодня возможность. Поэтому дорога к самолетам, уносившим счастливцев в прекрасные свободные страны, иногда вызывала писательское раздражение, а порой и зависть.
Она, девочка с другой стороны проспекта, ни о чем подобном не думала. Любовь к своей стране была безусловной и искренней. Ей нравилось натирать щетками паркет в школе, мыть огромные классные окна, носить аккуратное коричневое платье с черным, а по особым случаям – белым передником. С энтузиазмом она собирала металлолом и макулатуру. Правда, однажды отнесла на школьный пункт сбора книги из дому. Не в насмешку над писательским кварталом! Даже не думайте! Хотелось, чтобы «звено» (на них делили классы) выиграло в соревновании, кто больше сдаст. Мама ругала, но папа заступился.
Ее отец дослужился до начальника на заводе «Знамя Труда». Она знала, что папа создает самолеты, и очень этим обстоятельством гордилась.
Как радостно было ходить с ним на первомайские демонстрации! Когда в одной руке – громадные цветы из гофрированной бумаги, а другая надежно спрятана в большой мужской ладони. Обычно заводские собирались у станции метро «Динамо» и двигались в сторону Красной площади. Все вокруг улыбаются, все друзья. И какая разница, что означают непонятные слова «Слава КПСС!», которые Ира изо всех сил кричала вместе со всеми.
Да, с разносолами было негусто. Но как пах черный хлеб! Настоящий московский ржаной! Булочная располагалась на первом этаже их дома, и каждое утро, когда грузчики выносили из фургона громоздкие деревянные лотки, хлебный аромат поднимался до самого балкона. Потом она будет вспоминать то время как самое счастливое и беззаботное. Вовсе не потому, что булочка стоила десять копеек, а рогалик – пять. Безусловное счастье не нуждается в аргументах, оно или есть, или нет.
Случалось, каким-нибудь шальным весенним ветерком писательскую или актерскую бациллу заносило туда, где ее не так уж и ждали. Ира прекрасно помнит маленького Пашу Санаева и стройку МАДИ, на территории которой будущий писатель провалился в яму с бетонным раствором, увековеченную в связи с этим в литературе. Хотя в бесконечные вязкие канавы тогда кто только не попадал – район застраивали-перестраивали по-советски активно. К слову, на месте поликлиники Литфонда, когда-то стоял дом Ириных предков – дедушки и бабушки.
Думала ли девочка с другой стороны Ленинградского проспекта, что пройдет совсем немного времени и она сама произведет на свет Поэта? Конечно, нет! Кто вообще о таком думает? Кто планирует? Но бациллы, заставляющие людей рифмовать и транслировать, как мы помним, иногда перелетают даже самые широкие и быстрые проспекты.
