Кто последний к маньяку? - [11]

Да, соображал он действительно быстро. Единственный вопрос, который он задал, касался перспектив развития ситуации, а не ее оценки.

– И если я не отдам вам эту пленку…

– …то вряд ли у вас когда-нибудь будет еще одна возможность встретиться со мной, – закончила я за него его фразу.

Я знала, что говорила, потому что давно обратила внимание на то, как он на меня по-мужски смотрел – плотоядно и агрессивно.

– Тогда я согласен, – улыбнулся он. – Берите вазу. Дарю.

– Я знала, что мы с вами договоримся, – прощебетала я самым невинным тоном. – Осталось обменять пленку на деньги…

– А вот это – элементарно, – усмехнулся Виктор одними только тонкими нервными губами. Глаза оставались холодно-спокойными.

Он включил магнитофон, достал из внутреннего кармана своей куртки кассету, вставил, и на экране застыл в паузе перекресток улиц Пражской и Таборной. Затем включил режим ускоренной перемотки.

Замелькали фигуры, бросившиеся к «Ауди», стоящей на перекрестке, затем отскочили от нее, из машины тоже кто-то выскочил, произошла молниеносная драка, кто-то упал, кто-то вновь запрыгнул в машину, и она рванула с места через перекресток по Пражской прямо на снимавшего. Неизвестно, как сложилась бы его судьба дальше, поскольку его не могли не заметить из машины, но вдруг путь «Ауди» преградила «Волга» канареечного цвета, обе машины резко затормозили, из «Волги» выскочили трое милиционеров с автоматами и, взяв «Ауди» под прицел, застыли в ожидании. Я не сразу сообразила, что это Виктор остановил их, нажав на кнопку паузы.

Он нажал на кнопку пульта, кассета выехала из магнитофона. Виктор взял ее и протянул мне. Я полезла в свой пакет за деньгами.

– Нет-нет, – возразил мне Виктор, – не здесь. Деньги отдадите там, при ней. А кассету спрячьте.

Он открыл дверь, и мы вышли в коридор. Его Ольга сидела на полу в коридоре, прислонясь спиной к стене, и бессмысленным взглядом смотрела на нас.

Виктор присел перед ней на корточки, потрепал ее по щекам.

– Оля, – сказал он, – вставай. Возьми у нее деньги за вазу…

В глазах у нее появился интерес, она оттолкнулась спиной от стены и неуклюже, некрасиво поднялась с пола, цепляясь за ободранные стены.

– Я когда-нибудь убью тебя и всех твоих баб… – бормотала она, принимая из моих рук пачку долларов и пытаясь их пересчитать.

Виктор взял из ее рук деньги и сунул, не считая, в карман своей куртки. Я, придерживая вазу обеими руками, направилась к двери.

– Кстати, – сказал мне в спину Виктор, – как ваше имя?

– Татьяна, – ответила я, чувствуя, что это начало нашего знакомства. – Впрочем, можете называть меня Ведьмой, если так вам больше нравится…

ГЛАВА 6

Пристроив красавицу вазу на заднем сиденье своего «пежона», я решила прежде всего осмотреть место, где произошло убийство Ирэн Балацкой. Мне пришлось проехать по Пражской несколько кварталов и, оставив машину, пройти немного пешком по пешеходной зоне, потому что подъехать к «Клондайку» можно было только со двора, который выходил на соседнюю улицу, а мне очень не хотелось привлекать к себе внимание персонала казино и расположенного здесь же ресторана.

Вычислить проходной двор, в котором было найдено тело, не представляло особого труда. Три квартала Турецкой я знала как свои пять пальцев вместе с проходными, полупроходными и тупиковыми дворами. Кстати, «полупроходной» двор – это мой личный термин. Означает он двор, выход из которого на соседнюю улицу известен ограниченному числу людей и представляет собой не проторенную тропу, как в обычном проходном дворе, а какую-нибудь плохо прибитую доску, невысокий заборчик или дверь, неприступную на вид, но на самом деле никогда не запирающуюся.

На участке Турецкой, на котором был расположен «Клондайк», был только один проходной, в полном смысле этого слова, двор – буквально метрах в десяти от главного входа в казино. Собственно говоря, это был даже не двор, а что-то вроде проезда с Турецкой на Грушницкого или, вернее, выезд на Турецкую, которым пользовались, особенно по утрам и вечерам, автомашины, подвозящие товар к расположенным в пешеходной зоне магазинам.

Полукруглая арка, закрытая воротами из чугунной решетки, – никогда, впрочем, не запиравшимися, – вела с Турецкой в темный и мрачный кирпичный коридор, который составляли высокие глухие стены старых, вековой постройки, зданий. Коридор упирался в кирпичную стену, и проезд поворачивал сначала налево, затем направо и расширялся небольшой внутренней площадью, образованной стенами четырехэтажных зданий, уныло тянувшихся поперек квартала от Турецкой в сторону улицы Грушницкого.

Говорят, что здесь когда-то был расположен женский монастырь. Надо сказать, архитектура вполне соответствовала такому предположению. Стены были выложены раскрошенным временем и непогодой красным кирпичом, а их однообразные плоские поверхности «украшали» лишь несколько рядов маленьких, метр на метр, окошек, тоже заложенных красным кирпичом. С этой «монастырской» площади дорога сворачивала налево мимо двух рядов каких-то сараев или складов и через небольшой дворик жилого дома выходила на тихую улицу Грушницкого, малолюдную и темную, особенно вечером, часов после десяти.