Кто послал Блаватскую? - [75]

И причем тут упомянутый Мяло “космизм”? Прежде чем рассуждать о “просветленном космизме” (с. 140) надо было бы определить, что именно Мяло собирается обозначать этим термином. Любое упоминание о звездах? Но тогда русская культура гораздо менее космична, чем культура западная (ибо ни ученого Коперника, ни даже шарлатана Бруно допетровская Русь не родила). А если речь идет о народной, фольклорной культуре (хотя “Толковая Палея”, в которой Мяло как раз и видит “просветленный космизм”, никак не народное произведение, но типичный продукт высокой, книжной культуры), то тут пусть уж Мяло возьмет на себя труд реального сличения русских былин и сказок со, скажем,немецкими или итальянскими… И вот если она затем скажет, что на 10 упоминаний о звездах в русском фольклоре приходится лишь 4 в немецком - вот тогда я приму к сведению ее выводы.

Мяло берется оспаривать очевидное: религиозный, поисковый интерес христианства лежит вне космоса, вне твари: христианство порывается за пределы тварной природы – ко Творцу. Это и есть пафос Преображения: Нетварная энергия посетила мир. И тут нет разницы между греками и русскими (и даже современными западными христианами). Один древнерусский книжник, заключая свое сочинение, посвященное счислению “кругов времени”, по своему выразил тот христианский идеал, который разительно отличает его от всех искателей “тайных наук”: “Еже под леты бываемое и тлению подпадаемое и начало имущее и конец – всяко может и числом описоватися. Едина же не описуется любовь, ниже числом изчитается. Несть бо меры доброте ея, неизмерима бездна, неизпытанна глубина, неведомо величество ея. Понеже любовь есть Бог, Ему же слава во веки; аминь”.

Вот в чем суть расхождения христианства и рёрихианства: тот, кто осознал, что Бог есть Любовь, тому неинтересна кармическая и астрологическая инженерия.

Если же Мяло понимает “космизм” по рёриховски, и слово Космос для нее просто адрес коммунальной квартиры, населенной планетными духами, то пусть тогда она скажет духовнику, что ей, подобно Елене Рёрих[595], ночью приснился посланник Космоса, то есть дух с Венеры, и таким путем она вошла в “соприкосновение с открытым мирозданием”[596] - вот тогда она узнает, как на самом деле относится русская православная традиция к “космизму” и “космическим сновидениям”[597].

Ксения Григорьевна, а и в самом деле - не пробовали ли Вы о таком поговорить на исповеди, пусть даже и в самом что ни на есть сельском храме? Если попробуете – советую также посмотреть, как батюшка отреагирует на Ваши слова о том, что “русская православная традиция опиралась и на дохристианскую космогонию ("Стих о Голубиной книге")”. Выясняя отношение духовника к сонным космическим контактам, расскажите ему еще, что, ища во сне “соприкосновения с открытым мирозданием”, Вы всего лишь исполняли завет “православных” Рёрихов – “Зовите из бездны материи светлых вестников!” (Община, 145)…

Впрочем, вряд ли Ксения Григорьевна ходит на исповедь. Во-первых, потому что ее подзащитная Блаватская говорит, что “исповедь Римско-Католической и Греческой Церкви является большим грехом”[598]. Во-вторых – если бы она знала, что такое исповедь, то не написала бы, что “Кураев опускается даже до совершенно недопустимого: обсуждения завещания (!) Рёриха. Право, это уже что-то близкое к разглашению тайны исповеди” (сс. 215-216).

Вы, Ксения Григорьевна, верно где-то слышали про “тайну исповеди”. Но только забыли, что исповедуются, знаете ли, священникам, а не чекистам. Рёрих же свое завещание вручил именно чекистам, прекрасно зная, в каком ведомстве те работают. Текст его завещания, составленного 8 мая 1926 года, звучит так: “Настоящим завещаю все мое имущество, картины, литературные права, как и шеры американских корпораций в пожизненное пользование моей жене Елене Ивановне Рёрих. После же ея все указанное имущество завещаю Всесоюзной Коммунистической Партии. Единственная просьба, чтобы предметам искусства было дано должное место, соответствующее высоким задачам коммунизма. Этим завещанием отменяются все ранее написанныя. Прошу тов. Г. В. Чичерина, И. В. Сталина и А. Е. Быстрова или кого они укажут распорядиться настоящим завещанием. Художник Николай Рёрих”[599].

Сталин, конечно, был семинаристом… Но приравнивать обращение к Сталину к исповеди все же не стоит. Александр Ефимович Быстров-Запольский, упоминаемый в завещании, - генконсул СССР в Урумчи (именно там Рёрих и составляет и визирует в консульстве свое завещание). По совместительству Быстров – резидент ОГПУ[600]. Завещание было составлено в трех экземплярах. Один остался у Рёриха. А вот два других Быстров переправил в Москву заместителю председателя ОГПУ, начальнику Иностранного отдела Трилиссеру. Ну, очень похоже на исповедь…

И обсуждать это завещание начали именно рёриховцы – причем превознося его: “Николай Константинович оставил завещание, по которому все имущество экспедиции, включая картины, в случае его гибели должно было перейти во владение Советского правительства”[601]. Поскольку авторами ЖЗЛ-овской книжки текст завещания приведен не был, а суть его была искажена, то рёриховская пропагандистка из “Московского комсомольца” (ах, Ксения Григорьевна, где же Ваш политический нюх и сыск: если МК защищает Рёрихов, и защищает так «яро», что МЦР наградил мк-шную журналистку сразу двумя медалями