Кто помогал Гитлеру. Из воспоминаний советского посла - [63]

Поэтому «Москва» ждала еще десять дней. Берлину тем временем не терпелось, и он старался как-либо подхлестнуть ход событий. Неделю спустя после разговора Риббентропа с Астаховым, 10 августа, Шнурре в беседе с Астаховым настаивает на скорейшем уточнении позиции СССР в отношении сделанных ему немецкой стороной предложений.

Но «Москва» и здесь продолжает воздерживаться от принятия окончательного решения, как делала это все время после беседы Риббентропа с Астаховым 3 августа. «Москва» ждала, пока английская и французская военные миссии плыли на товаро-пассажирском пароходе от Лондона до Ленинграда. Она ждала, пока шли первые совещания с военными миссиями в советской столице, но, когда в ходе этих совещаний встал вопрос о пропуске советских войск через территории Польши и Румынии (центральный вопрос всего военного соглашения), когда выяснилось, что ни у английской и французской военных миссий, ни у английского и французского правительств нет ответа на этот вопрос, когда на посланные по данному поводу телеграммы Лондон и Париж реагируют лишь длительным молчанием, — советское долготерпение пришло к концу. Стало совершенно ясно, что Чемберлен и Даладье неисправимы и что с ними никакой коллективной безопасности для миролюбивых держав не создашь.

Наилучший метод борьбы с фашистской агрессией исключительно по вине Чемберлена и Даладье провалился. Настал момент, когда надо было переходить к единственно еще оставшемуся выходу.

Положение Советского правительства входе тройных переговоров можно было уподобить положению человека, которого все выше захлестывает морской прилив: вот вода дошла ему до колен, вот она дошла до пояса, потом до груди, потом до шеи… Еще мгновение, и вода скроет голову, если человек не сделает какого-либо быстрого, решительного скачка, который вынесет его на скалу, недоступную для прибоя.

В самом деле, опасность второй мировой войны придвигалась все ближе: в марте — апреле она только намечалась, в мае — июне она стала принимать более конкретные очертания, в июле ее грозное дыхание начало отравлять всю атмосферу Европы, а в середине августа никто уже больше не сомневался, что спустя немного дней заговорят пушки и бомбы будут падать с самолетов.

Ждать больше было нельзя. Только теперь, в середине августа, Советское правительство вынуждено было окончательно решить, что же делать. Стоявшая раньше перед ним дилемма превратилась в горькую необходимость заключить соглашение с Германией. Пятимесячный саботаж тройных переговоров правительствами Англии и Франции, при поддержке США, не оставлял для СССР иного выхода.

Крах тройных переговоров и вынужденное соглашение с Германией

14 августа Шнурре телеграфировал Шуленбургу, что его посетил Астахов и сообщил о готовности Советского правительства к «дискуссии по отдельным группам вопросов» в области германо-советских отношений Советское правительство предлагало вести переговоры в Москве.

В тот же день, 14 августа, сразу после сообщения Астахова, Риббентроп отправил Шуленбургу срочную директиву посетить советского наркома иностранных дел и от имени германского правительства заявить, что «нет противоречия интересов между Германией и СССР», что «отсутствуют всякие причины для агрессивного отношения одной стороны к другой» и что, по мнению германского правительства, «нет вопроса между Балтийским морем и Черным, который не мог бы быть разрешен к полному удовлетворению обеих стран»; Риббентроп подчеркивал возможность расширения германо-советских экономических отношений во всех направлениях. Риббентроп заявлял также, что «в целях скорейшего урегулирования германо-советских отношений он сам готов приехать в Москву, но при условии, что будет принят Сталиным»[79].

Итак, германское правительство еще раз проявило инициативу и сделало уже вполне официально решительный шаг. 15 августа Шуленбург выполнил полученное из Берлина поручение. Советский нарком, как передавал германский посол в Берлин, «приветствовал германские намерения по улучшению отношений с Советским Союзом», но высказал мнение, что визит Риббентропа в Москву «требует надлежащей подготовки», а также поинтересовался, согласно ли германское правительство заключить с СССР пакт о ненападении, подписать сов: местную с СССР гарантию прибалтийских государств и повлиять на Японию в целях улучшения советско-японских отношений.

На следующий день, 16 августа, Риббентроп в телеграмме Шуленбургу просил его срочно передать советскому наркому, что Германия согласна заключить с СССР пакт о ненападении, гарантировать вместе с СССР прибалтийские государства и оказать влияние на Японию в смысле улучшения японо-советских отношений. Одновременно он настойчиво повторял о необходимости его приезда в Москву и сообщал, что готов предпринять такое путешествие в «любое время после пятницы, 18 августа».

18 августа Шуленбург довел все это до сведения Советского правительства и одновременно получил от последнего ответ на германские предложения 14 августа. Что же представлял собой этот ответ?

Он носил строго деловой характер, перечислял причины, которые до сих пор заставляли Советское правительство относиться подозрительно к намерениям Германии и принимать меры к укреплению обороны СССР, а также участвовать в создании объединенного фронта против агрессии.